Экспансия

Остановившись перед входом, я трижды перекрестился. В храме было не протолкнуться от именитых горожан и многочисленного церковного клира. У алтаря уже поджидал епископ, сияющий в отсветах свечей своим золотым одеянием.

– Благослови, владыка, на стол отца моего и деда!

Епископ Алексий, невнятно что-то бормоча, трижды меня перекрестил, а с хоров начало раздаваться стройное пение. Когда эти песнопения закончились, к кресту стали по одному подходить присутствующие в храме вельможи, мои ближники, и со словами «ты наш князь» целовать крест.

И здесь епископ мне подгадил, ведь заранее с ним было оговорено, что слово «князь» в словах присяги надо было заменить словом «государь». Хотя после присяги полковника Клоча, произнёсшего вместо «князь» слово «государь», остальная очередь быстро смекнула, и все остальные присягать стали со словами «ты наш государь» на устах.

Присяга проходила не только в Успенском соборе, она полным ходом шла также по всем церквам во всех концах города. В этот же день присягали новому князю-государю не только в Смоленске, параллельно процедура принесения присяги развернулась во всех не отпавших от Смоленска городах княжества.

Вечером того же дня на Торговой площади были выставлены бочки с водкой и пивом. Спиртное разливалось бесплатно всем желающим. Но народ вусмерть не успел напиться, уже через пару часов все ёмкости с хмельным опустели. Всю ночь до утра не смолкало в городе веселье. Народ развлекали скоморохи, играли и пели песни гусляры, а отпущенные в увольнительные вои, пребывающие навеселе, тискали повизгивающих девок в переулках.

Через день после грандиозного пира, устроенного в честь моего вступления в «новую должность», мы, во главе с новым наместником Перемогой, при участии выборных от горожан, вместе с некоторыми членами Боярской думы и при силовой поддержке вошедших в город войск продолжили искоренять изменническую скверну. Все, кто был замечен в поддержке Ростислава Мстиславича и чьи люди наиболее активно участвовали в вечевом побоище, хватались прямо в своих дворах и препровождались в порубы лояльных мне боярских семейств. А оттуда по одному попадали на мой княжий суд, где беседовали не только со мной, но и с мастерами заплечных дел во главе с Зуболомом.

Провокация, случившаяся на Вечевой площади, меня мало заботила. Это было в основе своей не чьим-то заранее спланированным злым умыслом, а, по большей части, стихийным явлением. Меня же прежде всего интересовал вооружённый мятеж, возглавленный дорогобужским князем.

По показаниям арестованных, главными организаторами и зачинщиками переворота выступили удельные князья – Ростислав Мстиславич и Владимир Андреич, при активной поддержке некоторых смоленских бояр. Большинство же вельмож влились в ряды бунтующих уже в процессе интервенции и захвата города. Отметились в мятеже, прежде всего денежными вливаниями, и немецкие купцы, жаждущие узнать секреты моих высокодоходных производств. Ну и обиженные бояре с купцами, так и не сумевшие вовлечься в мои предпринимательские затеи и проекты, но жаждущие приобщиться к такой заманчивой кормушке.

Людольф погиб, другие выжившие немецкие организаторы переворота сбежали в неизвестном направлении. На проделки немцев я предпочёл закрыть глаза. Пришлось, скрипя зубами, продолжить наши с ними деловые отношения. Отказываться от немецких металлов, полагаясь при этом лишь на итальянцев, было бы крайне недальновидно.

Но определённые санкции и ограничения в отношении немцев и прочих иностранных купцов всё же последовали.

Во-первых, наложил всем скопом, сразу на всю Немецкую слободу, денежный штраф в размере 1000 гривен серебра. После чего сразу же в их торговом смоленском кумпанстве конфисковал на означенную сумму товары.

Во-вторых, все купцы из имперских земель, находившиеся в момент бунта в Смоленске, стали, что называется, «persona non grata», нежелательными лицами, которым запрещена торговля в Смоленском княжестве. Также на территории немецкого подворья теперь воспрещалось держать вооружённые отряды, точнее, их численность ограничивалась тремя десятками. Все остальные вооружённые лица, включая корабельные команды, превышающие этот лимит, должны будут размещаться в пригородном селении Ясенском. Но и здесь их число одномоментно не должно было превышать двух сотен. В Ясенском отныне будут квартировать и все остальные купцы Балтийского региона. Для венецианцев и прочих южных и восточных купцов были установлены аналогичные ограничения, но местом их пребывания был определен город Катынь.

Немцы, да и иностранцы в целом, на мои санкции малость побухтели, да и успокоились, поскольку рвать налаженные торговые отношения ни одна из сторон по-настоящему не хотела. Существующие пошлины, права и обязанности, зафиксированные в торговых договорах, я пока оставил без изменений.