Эксперт № 16 (2014)

Сравним с Германией. Немецкие здания среднего уровня очень добротны, фасад прослужит без ремонта лет тридцать, но при этом снаружи они выглядят аскетично, убогенько. Такие очень качественные казармы. Все аккуратненько, никто не бросает денег на ветер. У нас же больше вложат в какие-то украшательства, в то, чтобы пыль в глаза пустить, но никак не в долговечность здания или технологические какие-то нюансы.

— Но сейчас особого украшательства вроде бы не видно.

— А при Лужкове сколько шпилей и башенок сделано? Это было украшательство в лужковском стиле. Сейчас другая тенденция: надо современные фасадики украсить. Украшательство как национальная черта связано, наверное, с тем, что большую часть времени у нас мрачно и холодно. И нам надо что-то такое душевно, какие-то цветные детали.

— Архитектор Сергей Чобан проводит примерно такую же мысль: в России два основных вызова для архитектуры: низкое качество строительства и климат с малым количеством солнца. Из этого он делает вывод, что наша архитектура неизбежно должна иметь много декора и цвета.

— Это противоречит современной модной тенденции минимализма, но это абсолютно верно. У каждой страны свои особенности. Например, я сначала не мог понять, почему в Новой Зеландии все черное: дома, флаг, форма футболистов, самолеты.

— Слишком много солнца?

—

Да, очень сильное солнце, реально жжет. Плюс, в отличие от Африки или Лазурного Берега, у них нет дымки. Вся архитектура как под софитами, и обнаруживается, что у черного очень много разных оттенков. К тому же там много зелени, и на этом фоне черный — один из самых выигрышных цветов. А в Италии вся архитектура белая. Так падает солнце, что начинаются красивые размывки, красивые фактуры, все это работает. У нас такого солнца нет, и, чтобы достичь аналогичного эффекта, приходится работать либо с мелкой деталью, либо с цветом.

— Но город в целом серый, нет?

— Есть российская архитектурная школа, и она, конечно, монохромная. Мое поколение и предыдущее воспитаны на идеях функционализма, на Баухаусе. Модернизм — это хорошо, а все эти цвета лишь портят архитектуру. Это недостойно. Получается, желание заказчиков — это одна история, а некая политика профессионального цеха — другая.

— Люди хотят яркого, но город серый. Получается, что политика архитекторов сильнее, чем воля заказчиков?

— Есть еще страх выделиться. Заказчик хочет выделиться, но боится сделать что-то, чего нельзя. Серенькое более безопасно, мы и в школе ходили в серой униформе. А вдруг Лужков проедет и спросит: «Что там понастроили?» Такие ведь истории были. Выделиться — значит взять на себя дополнительные риски.

«Мы бы и сами нарисовали, но чертить не умеем»

— Меня всегда удивляло, что в России есть хорошие интерьеры в ресторанах, есть интересные загородные дома, но в городе хорошей архитектуры очень мало. Хороших архитекторов не пускали строить в Москву?

— Была определенная монополия крупных государственных институтов. Через нее было крайне трудно продраться. Те, кто не вписывался в эту систему, шли в частную архитектуру, где не было государственных препон. И поэтому в этой сфере произошел скачок качества: я считаю, что российские архитекторы сегодня могут делать интерьеры на хорошем международном уровне. В каждом направлении, будь то корпоративные офисы или рестораны, найдется твердая пятерка архитекторов, которые работают на среднеевропейском уровне. А в архитектуре это не было востребовано, и поэтому мы потеряли большой пласт архитекторов. Только в последние несколько лет коллеги моего возраста начинают строить.

— А сейчас монополии уже нет?

— Произошла определенная либерализация согласовательного процесса. Раньше как определялась ценность архитектора? Основным был показатель, какое количество квадратных метров архитектор мог «выбить» у властей и согласовать для инвестора. Кто мог 30 тысяч метров на гектар, еще лучше — 35 тысяч, а 40 тысяч — вообще замечательно. Была гонка. И сейчас в Москве есть гонка, но ее упорядочивают государство и рынок, потихонечку это все снижается.