Читаем Экспресс-курс по русской литературе. Все самое важное полностью

Христианский мир, частью которого была Россия, тоже переживал тяжелый кризис. Распалось прежнее окружение, в котором существовала древнерусская культура, ориентированная на Византию и южнославянские страны. Византийская империя прекратила свое существование после падения Константинополя, Османская империя подмяла под себя земли, ранее принадлежавшие близким по культуре и вере народам. Выбор, который стоял перед Русским государством, был, по сути, цивилизационным: либо претендовать на центральную роль в христианском мире в духе концепции «Москва – Третий Рим», либо отстаивать свою культурную самобытность и древние традиции, не претендуя на религиозное господство, либо идти на сближение с Европой. В XVII веке Русское государство было вынуждено обратить взгляд на своих ближайших западных соседей – на Украину, Белоруссию и католическую Польшу. Этот выбор стал практически неизбежным после перехода под российский протекторат Левобережной Украины, пронизанной польским культурным влиянием. Именно новой ориентацией на Европу через украинско-польское посредничество определяется многое в русской культуре XVII века.

До сих пор литература – за редким исключением – была неторопливым, спокойным монашеским занятием. Монахи поучали, вели хроники, повествовали об исторических событиях – и голос автора мог быть голосом взволнованным, но смотрел этот автор на происходящее с точки зрения вечности, с некоторой дистанции. Даже тексты о непосредственном опыте автора содержали обильные отсылки к Священному Писанию, задумывались не только для того, чтобы рассказать о чем-то, но и воспитать, просветить евангельским светом.

В XVII веке за перо берутся все, у кого есть насущная необходимость что-то прямо сказать читателю, – в этом веке едва ли не каждое сословие рождает своих писателей. Прессы еще нет – а стремление убедить, привлечь на свою сторону, разумеется, есть: век потрясений, бунтов и самозванцев требует постоянного поиска союзников и сторонников, объяснения сложных ситуаций, призывов к действиям. Автор ведет прямой разговор с читателем в своих грамотах. Так рождается публицистика XVII века

.

Изначально грамота была канцелярским жанром – информационным сообщением или приказом. Но при этом «грамота», «грамотка» – это еще и «письмо», «записка», авторский текст. Грамоты – письма, послания, записки стали служить воззваниями, листовками, прокламациями – они заменили отсутствующую прессу. В грамотах кипела ненависть и бродила тревога за судьбы Отчизны; в грамотах публицисты Смутного времени оттачивали свои навыки, как сегодня сказали бы, пиара и управления массовым сознанием. Появились и новые жанры, пародирующие официальные грамоты.

Самозванцы и предводители восстаний, военачальники и священнослужители составляли и рассылали свои грамотки и «подметные письма», в которых описывали многочисленные преступления, совершенные противником, неисчислимые бедствия, постигшие родную землю, – и призывали к единению перед лицом врага.

Вот, например, что писал патриарх Гермоген о предводителе восставших Иване Болотникове и его союзниках: «…пишут к Москве проклятые свои листы и велят боярским холопам побивати своих бояр и жен их и вотчины и поместья им сулят и шпыням и безыменником вором [людям низкого происхождения], велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают их воров к себе и хотят им давати боярство и воеводство и окольничество и дьячество».

А вот князь Дмитрий Пожарский обличает донского казачьего атамана Ивана Заруцкого, сторонника Лжедмитрия и фаворита Марины Мнишек: «Старые ж заводчики всякому злу, атаманы и казаки, холопы боярские (…) всчали в полкех и по дорогам многие грабежи и убийства, а дворяном и детем боярским смертные позоры учинили, а бедных полонянников, которые из смертного полона из города выходят, немилостивно обругали и смерти предали…»

С одной стороны, это обычные канцелярские акты, перечисляющие преступления изменника и нанесенный его действиями ущерб; с другой – здесь, несомненно, присутствует эмоциональное, оценочное начало, свойственное публицистике: «проклятые свои листы», «заводчики всякому злу», «немилостиво обругали»…

Авторы грамот нередко прибегали к древним риторическим приемам, свойственным жанру проповеди (ритмизированная проза, синтаксический параллелизм), обращались к фольклору и включали в текст элементы плачей, когда описывали горькую участь родной земли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезда лекций

Литература – реальность – литература
Литература – реальность – литература

В этой книге Д.С. Лихачев совершает «филологические прогулки» по известным произведениям литературы, останавливаясь на отдельных деталях, образах, мотивах. В чем сходство императора Николая I с гоголевским Маниловым? Почему Достоевский в романах и повестях всегда так точно указывал петербургские адреса своих героев и так четко определял «историю времени»? Как проявляются традиции древнерусской литературы в романе-эпопее Толстого «Война и мир»? Каковы переклички «Поэмы без героя» Ахматовой со строками Блока и Гоголя? В каком стихотворении Блок использовал принцип симметрии, чтобы усилить тему жизни и смерти? И подобных интригующих вопросов в книге рассматривается немало, оттого после ее прочтения так хочется лично продолжить исследования автора.

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы

Эта книга не даст ответа на вопросы вроде «Сколько весит Зеленый Фонарь?», «Опасно ли целоваться с Суперменом?» и «Из чего сделана подкладка шлема Магнето?». Она не является ПОЛНОЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ АМЕРИКАНСКИХ КОМИКСОВ, КОТОРУЮ МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ВМЕСТО ВСЕХ ЭТИХ КОМИКСОВ И ПОРАЖАТЬ СВОИМИ ПОЗНАНИЯМИ ОКРУЖАЮЩИХ.В старых комиксах о Супермене читателям частенько показывали его Крепость Уединения, в которой хранилось множество курьезных вещей, которые непременно были снабжены табличкой с подписью, объяснявшей, что же это, собственно, за вещь. Книжка «Тайная история комиксов» – это сборник таких табличек. Ты волен их прочитать, а уж как пользоваться всеми эти диковинками и чудесами – решать тебе.

Алексей В. Волков , Алексей Владимирович Волков , Кирилл Сергеевич Кутузов

Развлечения / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки