El creador en su laberinto

Между братьями лежал толстый блокнот, в который Джозеф так долго записывал каждое своё сновидение. Хроники чего-то неведомого. Обратной стороны сущего или какой-то совсем иной реальности, существующей параллельно нашей? Не исключено. Возможно, все эпохи существуют одновременно. Ключевое в другом: сны содержали Откровение. И Джозеф убедился, что теперь сможет постигать его безо всяких сомнительных напитков.

— Я напишу книгу, Хайрам. Я напишу книгу обо всём том, что мне указывали и указывают. С этой книгой я понесу людям великое Слово. Будь уверен, брат: они пойдут за мной. А ты? Ты тоже пойдёшь?

— Яяя?.. — протянул пьяным голосом Хайрам. — Дык… я… куда хочешь. Только… стоит нам… м… уехать пока из Нью-Йорка. Например, ик, в Ппп… П-п-п… Пенсильванию, о.

— Звучит разумно. Там я и начну писать книгу. А назову её в честь Морония.

— Ммморония? Книга М… ммм… морм… мммо… Мормона?

Джозеф вздохнул. В своём состоянии брат и выговорить больше двух слогов не мог, и имена перепутал, но хотя бы исполнился решимости действовать. А это главное. И это знак.

— Да, брат: «Книга Мормона». Пусть будет так.

***

Мороний исполнил волю отца, написав заключительную главу истории народа Нефия. Уйдя подальше от святого тайника, воин обнажил меч, чтобы отправиться вслед за отцом и соплеменниками. Больше его в этой жизни ничто не держало. Хотя…

Мороний потянулся к кисету. Дурман-порошка оставалось совсем немного. Наверное, это было слабостью, но почему бы перед смертью не пройтись по иным мирам и эпохам? Хорошая мысль. Высыпав содержимое кисета на ладонь, Мороний стал жадно втягивать его носом.

С минуту ничего не происходило, а потом разум утратил всякую власть над телом. Мороний растянулся на земле, ощущая, будто его мышцы превращаются в воду и стекают с костей. Стало необычайно легко, а по позвоночнику словно побежали снизу вверх маленькие-маленькие муравьишки, ползущие прямо в мозг, приятно щекочущие его.

Перед глазами заплясали цветные пятна, и нефиец провалился в тот самый волшебный мир, куда уже не раз сбегал от горькой реальности.

В странных снах видел он молодого пройдоху Джозефа Смита, ставшего пророком и основавшего собственную религию. Его последователи называли себя «Святыми последних дней», но более стали известны под названием «мормоны».

Ибо они — вот смешная шутка! — почитали Мормона как ангела, да и самого Морония тоже. И стали они многочисленны и влиятельны, особенно в землях, что назывались Юта. Когда-нибудь весь этот дивный мир покорится им…

Мороний блаженно улыбался в наркотическом сне.

Отцы всех зол

В своё время Лопе испытывал нестерпимое отвращение к Лондону. Туманный город, где от вечной сырости скрипели суставы и не проходил натужный кашель. Тело ведь уже не такое, каким было в лихой молодости… Но всего нескольких дней в Санто-Доминго хватило, чтобы затосковать по прохладе тёмных улиц британской столицы.

Влажная жара Нового Света, от которой Лопе успел совершенно отвыкнуть, оказалась куда хуже пресловутого климата Альбиона. Воздух был похож на горячий пар, он живо напоминал турецкие бани. Пот почти не испарялся с тела: от того днём было невыносимо жарко, а к вечеру влажная плёнка на коже заставляла мёрзнуть. Самый глубокий вдох не позволял насытить лёгкие. Омерзительно.

А ещё эти мухи — размером чуть ли не со стрекозу, и мелкая доставучая мошкара. Плотно затворённые ставни кое-как спасали от насекомых и палящих солнечных лучей. Но не полностью, внутри-то — парилка как есть.

— Я целюсь не глазом. — вдруг раздался из дальнего угла голос, хриплый от дешёвой выпивки и ещё более паршивых сигар. — Я целюсь…

— Ой, вот только не начинай! — Лопе раздражённо всплеснул руками. — Избавь меня, Ролдан, от изумительных историй про лицо твоего отца и зад твоей матери. Уже в печёнках сидят, не могу больше весь этот бред слушать!

— Но ты-то помнишь лицо своего отца?

— Я не помню даже лица бабы, на которую вчера залез. И твоё, Ролдан, мечтаю позабыть!

Сказать, что Ролдан был странным, означало бы допустить сильное преуменьшение. Сам себя он именовал на английский манер, но двое из троих в этой комнате от рождения говорили по-испански, потому имя произносили привычным себе образом. Из всех этих чужестранцев, третьего дня прибывших в Санто-Доминго, только сам Ролдан в полной мере знал историю Ролдана. Откуда его вытащили большие начальники — Madre de Jesus ведает…

Странный, одно слово. Одевался он, словно американский вакьеро. Лопе постоянно забывал, как в Северной Америке называли погонщиков скота (когда те земли ещё пребывали под властью сынов и дочерей Божьих), так что применял испанское слово. Какие-то «коровьи мальчики», как-то так… Плотные штаны, кожаная безрукавка поверх рубахи, шейный платок и широкополая шляпа, бросающая тень на лицо. У Ролдана имелись револьверы чрезвычайно искусной работы, которыми он безумно гордился.

Вакьеро вечно нёс бред про лицо отца, про убийства сердцем и всё такое прочее. Одна отрада: как доходило до перестрелки — револьверы Ролдана всегда покидали кобуру первыми. И били врагов Господа без промаха.