El creador en su laberinto

Слышал ли Паоло, перековавшийся в священники наёмный артиллерист, когда-либо более приятный звук, чем треск гнилого дерева «Персефоны»? Чем безумный крик женщины в красном саване, пронзительный и отчаянный, поднявший высокие волны вокруг корабля?

Пожалуй, нет. Собственный богатый опыт или милостивая помощь свыше тому залог, но Паоло послал ядро точно в цель.

Иаго выразил свою бурную радость грязнейшим ругательством: а лучших слов, наверное, и нельзя было подобрать. Джузеппе крепко обнял Изабеллу — не задумавшись об уместности подобного жеста, просто по искреннему порыву души.

И корабль ещё не исчез, и осаждающие церковь мертвецы ещё не начали отступать, и избиение в городе пока не прекратилось. Но отец Паоло в этот момент обрёл абсолютную уверенность: их план сработает. Потому что такой меткий выстрел просто не мог оказаться обыкновенной удачей. Нет, в нём было нечто куда большее.

Ночь над Ланченцо достигла своего самого тёмного часа. Но самый тёмный час — перед рассветом.

Законы геометрии

«Если вы возьмете десяток любых домов, которые были построены до 1700 года и впоследствии никуда не перевозились, то готов поклясться, что в подвалах восьми из них я отыщу что-нибудь пикантное: во всяком случае, такое, что заслуживало бы самого пристального внимания»

Г.Ф. Лавкрафт, 1926 год

***

Из ненаписанного дневника

Я полагаю вполне допустимым предположить, что каждый из живущих или когда-либо живших хотя бы изредка (по меньшей мере несколько раз на протяжении жизни) погружался в размышления о том, где и при каких обстоятельствах он скончается. То могли быть как мрачные думы, исполненные суеверного ужаса перед смертью и тем, что ожидает нас после неё, так и лишённые всякого мистического волнения упражнения для пытливого ума.

Безусловно, и я сам не раз размышлял на эту тему, всякий раз находя сравнительно приемлемые варианты: по меньшей мере не внушавшие тоски или ужаса, а скорее даже некоторым образом тешившие самолюбие. Я определённо никогда не допускал мысли, что умру в тесноте захламлённого помещения, напоминающего чердак, да ещё расположенного в таком месте — причём пребывая в столь странном и отвратительном состоянии, каковое давно уже стало мне привычным.

Тем не менее вынужден признать: я вполне отдаю себе отчёт в том, что цепь невероятных событий, приведших к такой жалкой кончине, преимущественно состоит из мною же выкованных звеньев. И я был бы рад записать историю своей жизни, имей технически такую возможность. К сожалению, мне мешает не только отсутствие в этом проклятом месте пера, чернил и бумаги, но также более существенные факторы, которые стали бы для вас абсолютно очевидны, взгляни вы на меня сейчас.