Элантрис

У Шай было менее ста дней.

Она второпях читала под прессом времени: биографию за биографией без сна и отдыха, постоянно что-то выписывая. Она совсем не верила, что сможет выполнить свое задание.

Создать правдоподобно воссозданную душу другого человека, особенно за столь короткое время, было просто невозможно.

К сожалению, Шай приходилось изображать кипучую деятельность. Сама же она готовила побег.

Из комнаты ее не выпускали.

Справлять естественную нужду приходилось в горшок. Иногда приносили бадью с теплой водой – помыться, и сменную одежду.

Она все время была под присмотром, даже принимая ванну.

Клеймящий Кровью приходил каждый день, чтобы обновить печать на двери. И каждый такой раз требовал крови Шай. Вскоре ее руки покрылись мелкими порезами.

Все это время заходил Гаотона.

Пожилой арбитр внимательно наблюдал за ее чтением предосудительным взглядом, но без ненависти.

Шай постоянно думала о способах побега. Во время таких размышлений одно она поняла точно: чтобы бежать, ей придется каким-то образом повлиять на него, попытаться им манипулировать.

День двенадцатый

Шай вдавила печать в столешницу.

Клеймо вошло в материал плавно, как и всегда. Оттиск от печати души осязаем, и не важно, на какой материал ставится. Девушка повернула штамп вполоборота. Любопытно, что краска совсем не размазывается, но почему – Шай не знала.

Как-то один из наставников объяснил ей, что печать не мажет потому, что там, в глубине материала, она соприкасается уже не просто с предметом, а с его душой.

Шай отвела штамп от поверхности стола: на нем остался ярко-красный след, как будто в этом месте, на дереве, резьба была всегда.

В тот же миг затертый, безыскусный, неполированный кедровый стол вдруг превратился в изящный, ухоженный, с нанесенной на него патиной теплого цвета, отражающей огонь стоявших перед ней свечей.

Шай провела пальцами по поверхности стола – мягкой и приятной на ощупь. Бортики и ножки покрылись искусной резьбой с вкраплениями серебра.

Гаотона, до этого читавший, выпрямился. Зу, увидевший воссоздание, беспокойно заерзал.

– Это еще что? – требовательно спросил Гаотона.

– У меня от него занозы, – ответила Шай, удобнее усаживаясь на стуле. Тот весь заскрипел. «Ну что ж, он следующий», – подумала девушка.

Гаотона подошел к столу, потрогал его, будто не веря, что перед ним не иллюзия, а настоящая мебель. Реальная! Стол подобного изящества теперь совсем не вписывался в унылую обстановку комнаты.

– И ты на это потратила время?

– Мне так лучше думается.

– Ты делом занимайся! – воскликнул Гаотона. – Такое легкомыслие не лезет уже ни в какие рамки. Империя в опасности!

«О, нет, – подумала Шай. – Не империя, а ваше правление в ней!»

Прошло уже одиннадцать дней, а она все никак не могла найти подход к Гаотоне. Ничего, за что можно было бы зацепиться.

– Я работаю над вашей проблемой, Гаотона, – сказала она. – И она, скажу вам, далеко не из легких.

– А столик заменить, напротив, легко и просто?

– Конечно! – парировала Шай. – Тут работы всего-ничего, пустяки: переписать историю стола так, будто бы за ним ухаживали и периодически обновляли.

Гаотона слегка замялся, а затем присел на колени, осматривая стол.

– Все эти резные узоры, инкрустация… изначально ничего такого не было.

– Я добавила немного деталей.

Признаться, Шай не знала, получилась ли трансформация полностью. Вполне вероятно, что через пару минут печать развеется, а стол опять станет прежним. И все же она полагала, что угадала прошлое предмета достаточно неплохо. Когда-то Шай читала про разные дворцовые подарки: откуда, кому, куда…

«Конкретно этот стол, – думала она, – наверняка был подарком из далекого Свордена предшественнику Ашравана. Отношения со Сворденом потом испортились, стол убрали и забыли».

– Я не узнаю его, – выговорил Гаотона, продолжая рассматривать предмет.

– И не должны.

– Я очень долго изучал древнее искусство, – ответил он. – Это какой период, династия Виварэ?

– Нет.

– Копия работ Шамрава?

– Нет.

– Тогда что это?

– Ничего, – раздраженно произнесла Шай. – Это совсем не копия. Все тот же стол, просто лучше.

Подобное улучшение предмета считалось хорошим тоном в искусстве воссоздания, люди обычно хорошо принимали подделку, ведь она была как-никак лучше оригинала.

Гаотона поднялся со слегка озадаченным взглядом. «Он, наверное, опять думает, что мой талант растрачивается понапрасну», – подумала Шай раздосадованно. Она отодвинула пачку бумаг – всевозможные записи об императоре и его жизни.

Их принесли по ее просьбе. Все, что записано со слов придворной челяди. Шай не могла обойтись только официальными летописями. Ей нужна была правда и реальность, а не сухие строчки из хроник.

Гаотона вернулся на стул.