Элджернон, Чарли и я

Глава департамента английского языка, под впечатлением от четырех моих опубликованных рассказов, назначил меня вести факультатив «Писательское мастерство». Мне дали две группы – по двадцать пять одаренных детей в каждой. Все мои ученики любили чтение и бредили литературной карьерой. Увы, слишком многие вели себя так, словно одним фактом своего высокого IQ заслуживали успехов и признания. Бывало, недовольные отметкой, они поднимали гул или отказывались перепроверить свои работы. Тогда я говорил:

– Одни люди хотят писать, другие – быть писателями. К некоторым гениям успех приходит без всяких усилий. А нам, остальным, без любви к процессу письма ну просто никуда.

Как бы для баланса с одаренными мне дали еще две группы. Я вел курс английского языка, специально модифицированного для учащихся с низким IQ. От меня требовалось уделять особое внимание правописанию, структуре предложений и построению фраз. Темы в классе обсуждались только потенциально интересные «слабеньким». Руководство меня предупредило: ключ к обучению таких детей – создать правильную мотивацию. Что может их мотивировать? Разумеется, вещи, непосредственно связанные с их жизнью.

Никогда не забуду первый урок «специально модифицированного английского». Словно наяву, вижу мальчика – он сидит на «галерке», возле окна. Вот закончен пятидесятиминутный урок, звенит звонок, ребята вскакивают и толпой валят к двери. Не спешит со всеми только этот тихоня в черной куртке с оранжевой буквой «J».

– Мистер Киз! – Парнишка бочком подходит к учительскому столу. – Мистер Киз, можно спросить?

– Конечно. Ты в футбольной команде, да?

– Ага. Я полузащитник. Слушайте, мистер Киз. Это же класс для тупиц, так?

Я смущен.

– Что?

– Я говорю, класс для тупиц. Для полудурков.

Не представляю, как отвечать. Мямлю:

– Нет, что ты… вовсе нет… Просто… это особый класс. Модифицированный. Мы продвигаемся чуть медленнее, чем другие…

– Мистер Киз, я знаю – это класс для полудурков. Я хочу спросить. Если я буду очень сильно стараться и под конец семестра стану умным, вы меня переведете в класс для нормальных ребят? Я хочу быть умным.

– Конечно, – сказал я, даром что не знал, есть у меня такие полномочия или нет. – Ты пока учись, а там видно будет.

В тот вечер я вновь засел за работу над рассказом – но мальчик в черной куртке не давал сосредоточиться. Слова «я хочу быть умным» преследуют меня и по сей день. Раньше мне и в голову не приходило, что человек с проблемами умственного развития – в те времена таких называли умственно отсталыми – способен сознавать свой дефект и лелеять мечту о повышении интеллекта.

Я стал писать о своем ученике.

Парнишка догадывается, что он – «тупица». Точка зрения учителя. Дональд… Название: «Одаренные и дефективные».

Два мальчика – способный и умственно отсталый – взрослеют вместе. Дефекты умственно отсталого отражают состояние культуры в целом. Стюарт не желает смириться со своим низким интеллектом. Он противопоставлен способному Дональду, который третирует Стюарта как раз за низкий интеллект.

Мальчик из класса коррекции влюблен в способную девочку, которая еще слишком мала, чтобы уловить различие их умственных способностей. А потом дети подрастают, различие становится им очевидно…

Мальчик угодил в класс коррекции, когда начались проблемы с поведением. Теперь его и ему подобных называют бакланами.

Молодой учитель работает первый год, у него сохранились идеалы и стремления. Он верит, что Кори еще выправится. Кори – мальчик с нарушениями нервной системы. Очень способный, но болезненно нервный. Из-за девочки вступает в противостояние с умственно отсталым мальчиком, гибнет в драке.

И так далее, и тому подобное. Акры бумаги, никакого толку. В конце концов я запихнул свои записки в ящик и забыл о них.

Я решил заняться романом. В основу сюжета положил свой скромный опыт в деле фэшн-фотографии, персонажей списал с Ореи и нашего делового партнера, который чуть нас обоих с ума не свел. Орея сказала: возьми академический отпуск и пиши, не отвлекайся. Сама она продолжала работать стилистом на Манхэттене.

План вроде работал. Я стал писать по ночам. Стук клавиш моей пишущей машинки, кажется, навевал на Орею лучшие сны. Если мои пальцы замирали на клавишах, Орея пробуждалась от тишины и бормотала сонным голосом: «Почему заминка?»

Завтракали мы вместе, затем на красном скутере марки «Кушман» я отвозил жену на железнодорожную станцию, а сам ехал домой и отсыпался. Вечером я, опять же на скутере, встречал Орею. Мы вместе ужинали. Она ложилась спать, а я тут же, в спальне, садился за машинку.

Не помню, сколько времени у меня ушло на черновик романа. Зато отлично помню, как отложил готовый текст на несколько дней, а когда перечел его свежим глазом – пришел в ужас. Меня даже затошнило. Роман никуда не годился.

Я впал в депрессию. Я был совершенно деморализован и даже думал вовсе порвать с писательской карьерой.

Но летом 1958 года мне позвонил Хорас Голд и попросил второй рассказ для «Гэлекси мэгэзин» – чтобы уравновесить «Неприятности с Эльмо».