Отлично помню, как печатал эти абзацы. Я видел себя самого за домашним заданием; видел, как из чернильной ручки вытекает большущая капля, как расползается клякса по белой бумаге, как над моим плечом возникает мамина рука и выдирает страницу. Я смеялся в голос, потому что визуализировал происходящее с Чарли, понимал его реакции, слышал его речь. Я не обдумывал ни описаний, ни диалогов. Они получались сами собой, вливались из моих пальцев в клавиши; мозг в процессе не участвовал. Чутье твердило: получилось! Наконец-то получилось!
Генри Джеймс рассуждал о так называемой «данности» – по-французски «
История Чарли начала развиваться без моего участия. Так и должно было быть. Я ликовал.
Однако на следующий вечер, усевшись за рабочий стол, я понял: не могу продолжать. Что-то мне мешало. Что именно? Идея – оригинальная и очень важная; вдобавок я уже несколько лет с ней ношусь, она буквально просится на бумагу. В чем же загвоздка?
Я перечитал вчерашние страницы. Над ответами Чарли в сцене тестирования по Роршаху я снова смеялся в голос. И вдруг до меня дошло. Я же смеюсь над Чарли! Значит, и у читателя будет такая же реакция. Почему нет? Над умственно отсталыми всегда смеются. От их промахов у обычных людей самооценка растет.
Вспомнилось, как я расколотил посуду в ресторане; как ржали надо мной посетители, как мистер Гольдштейн обозвал меня кретином.
Разве эту цель я преследую, разве хочу выставить Чарли на посмешище? Нет. Пусть читатели смеются ВМЕСТЕ с Чарли – только не НАД ним.
Понятно. Идея у меня есть, и сюжет есть, и главный герой; нет лишь единственно верного способа подачи. Я неправильно выбрал угол зрения. Рассказывать должен сам Чарли. Повествование должно вестись от первого лица. Пусть Чарли поведает, чтó у него в голове; пусть читатель смотрит глазами Чарли.
Как это осуществить? Какая конкретно нарративная стратегия запустит мою историю?
Разве поверит читатель, будто человек с низким интеллектом сумел написать такие мемуары – от начала до конца? Не поверит; я и сам не верю. Фиксирование событий «по горячим следам» – это здорово; но реально только в форме дневника. Однако не может ведь Чарли в начале и в финальных сценах корпеть над дневником!
Несколько дней я отметал одну за другой разные нарративные стратегии. Я был близок к отчаянию. Ключ от рассказа никак не давался в руки – словно дразнил. И вдруг однажды утром я проснулся с готовым ответом. Ну конечно! Экспериментаторы дадут Чарли задание – писать промежуточные отчеты о своем состоянии.
Этот термин – «промежуточный отчет» – я никогда раньше не слышал и не встречал в художественной литературе. Вероятно, я сам его изобрел. Заодно с уникальным углом зрения.
Итак, я подобрал для Чарли интонацию; отныне Чарли будет говорить посредством моих пальцев, стучащих по клавиатуре. Но как быть с построением фраз и с орфографией? Образцов оказалось предостаточно – в тетрадках ребят из класса коррекции. Как я пойму образ мыслей Чарли? Вспомню себя в детстве. Как проникну в его чувства? Одолжу ему свои.
Однажды Флобера спросили, как в романе «Госпожа Бовари» он сумел придумать и описать целую жизнь глазами женщины. Флобер отвечал: «Госпожа Бовари – это я».
В этом смысле я немало отдал Чарли Гордону; я сам отчасти стал Чарли Гордоном. И все-таки мне казалось рискованным уже с первого абзаца вводить неуклюжий синтаксис первоклашки и орфографические ошибки в элементарных словах. Как это воспримут читатели? А потом я вспомнил прием, примененный Марком Твеном в «Приключениях Гекльберри Финна». Прежде чем швырнуть читателей в разговорную речь малограмотного и неотесанного Гека, Марк Твен с высот своей авторской образованности делает «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ»:
Далее следует «ОБЪЯСНЕНИЕ»: