Элджернон, Чарли и я

«– Можно было бы нанять и психиатра, но на те же деньги я держу двух психологов – людей, которые не боятся отдать нашим пациентам частицу самого себя.

– Что вы имеет в виду под „частицей самого себя“?

Сквозь усталость Уинслоу мелькнуло раздражение, и в голосе появились недовольные нотки.

– Масса людей дает нам деньги или оборудование, но мало кто способен отдать время и чувства. Вот что я имею в виду!

Он показал на пустую детскую бутылочку, стоящую на книжной полке. Я сказал, что уже обратил на нее внимание.

– Так вот, многие ли из ваших знакомых готовы взять на руки взрослого мужчину и кормить его из этой самой бутылочки, рискуя оказаться при этом обделанными с ног до головы?

Я вел машину в Нью-Йорк, и ощущение холодной серости вокруг меня дополнилось внутренней отрешенностью от всего… Может быть, и я вернусь сюда и проведу в Уоррене остаток жизни. В ожидании…»

Вот это я и имею в виду, говоря о пополнении счета в банке памяти. Я посетил заведение для умственно отсталых, пообщался с людьми, получил эмоциональную встряску – и передал все это Чарли. Теперь это его голос, его мысли, его чувства. Мне они больше не принадлежат, даром что я был первым.

Работа шла медленнее, чем я ожидал. Лишь через год я счел возможным отправить рукопись издателю. И все-таки в сроки я уложился и романом был доволен.

Чего не скажешь об издателе.

Не стану называть его имени; замечу только, что ныне этот человек уже не издатель и не редактор. Он – литагент, причем весьма известный.

Рукопись он вернул с пометкой: «Не могу принять в таком виде». Ему казалось, что напрасно я вообще затеял переделку рассказа в роман; рассказ-де был выдающийся, и, конечно, многие плюсы в романе сохранились. Но автор не добавил элементов, способных придать произведению новое измерение. Нашлись и другие поводы для критики. Например, сцены с сестрой Чарли и некоторые его сны, по мнению издателя, «слишком резки для заявленного жанра и могут вызвать негативные эмоции». Вдобавок издатель сетовал на недостаточно сильную конфронтацию между Чарли и профессорами. Уверял: нужна реальная дуэль, без нее читатель будет разочарован. А еще плохо, что нет дополнительной сюжетной линии – мелодраматической. Почему бы Чарли и лаборанту Берту не посоперничать за благосклонность Алисы Кинниан?

Если в двух словах – издатель предлагал переписать роман от начала до конца, превратить его в любовный треугольник, совмещенный с дуэлью «герой против злодея».

А самое скверное – он считал, что роман надо сократить. Повырезать все лишнее.

Дежавю.

К счастью, опыт общения с Хорасом Голдом – читатель помнит его соображения о том, как из недурной истории сделать историю блестящую: надо сохранить Чарли Гордону интеллект в полном объеме, женить его на Алисе, и пускай живут долго и счастливо и умрут в один день – так вот, опыт общения с Голдом укрепил мою волю, дал силы защищать плоды моего труда.

Не стану распространяться о своем отчаянии – это непродуктивно.

Несколько недель я читал лекции будто в тумане. Я жаждал публикации, однако не собирался вносить дурацкие поправки. И вот я отер кровь с души и вернулся к работе.

Я займусь саморедактурой – однако изменения будут согласованы с Чарли. И с самим ходом повествования.

Глава 17

Любовь и варианты финалов

До определенного момента рисунок повествования представлял собой этакую «дугу» – восхождение Чарли к вершинам интеллекта и резкий спуск с оных. Пожалуй, решил я, теперь, когда рассказ перерос в роман, требуется вторая «дуга» – эмоциональная. Разумеется, не надо ставить ее на передний план – пускай остается на заднем; но она должна быть отчетливо видна. Ибо эта, вторая «дуга», явит новый конфликт – между Чарли и Алисой. Конфликт между двумя людьми – а не тремя! И никакой не любовный треугольник!

Начнется конфликт с романтического влечения из тех, что переживают юноши. Кстати, тут за эмоциями далеко ходить не надо – достаточно мне вспомнить собственную застенчивость и неловкие моменты, которые она провоцировала всего несколько лет назад. И наверняка мои воспоминания найдут отклик у большинства молодых людей, только-только пробуждающихся для любви.