Электропрохладительный кислотный тест

Уж одного-то Проказника никак нельзя было упрекнуть в том, что он не проявляет наивысшей компетентности. Речь идет о Кэсседи. Они вихрем пронеслись через все Восточное побережье до самого Нью-Йорка, вихрем – без всякого преувеличения. Никогда еще Кэсседи не был в такой превосходной форме. Если раньше у кого-то и были сомнения на его счет, то теперь все принимали его безоговорочно. В дороге Кэсседи был тверд как скала и абсолютно надежен. Когда все были выбиты из седла утомительным путешествием или нескончаемыми дорожными проблемами, на Кэсседи можно было положиться он гнал автобус дальше. Казалось, он ни на минуту не сомкнул глаз и сон ему вовсе не нужен. На протяжении всей этой бешеной гонки ему всегда удавалось отыскать последнюю узкую лазейку в лабиринте машин, он точно знал, что никуда она не денется, – и она никуда не девалась. Когда автобус вышел из строя, Кэсседи с головой окунулся в его ветхое допотопное нутро и устранил неисправность. Он менял покрышки – сам таскал их и поднимал, насаживал и скреплял болтами, и его фантастические мускулы бугрились под кожей слой за слоем, а вздутые вены были переполнены кровью и винтом.

В горах Блу-Ридж все тащились под кислотой, в том числе и Кэсседи, и именно в этот момент ему пришло в голову спуститься по самой крутой, самой страшной и извилистой горной дороге в мировой истории, не пользуясь тормозами. Огненно-яркий автобус с бешеной скоростью рванулся вниз с вирджинских гор Блу-Ридж. Кизи, желая насладиться спуском, влез на крышу. Там, наверху, ему представилась возможность ощутить движение кренящейся на виражах машины и струящуюся и извивающуюся перед ним дорогу, похожую на длинный пастуший кнут, которым кто-то щелкнул что было сил. И несмотря ни на что, его ощущения были полностью синхронизированы с ощущениями Кэсседи. Казалось, начни он паниковать, и паника охватит Кэсседи, она тут же, точно особая форма энергии, пронесется по всему автобусу. Однако никакой паники он не почувствовал. Это было лишь теоретическое рассуждение. Он верил в Кэсседи на все сто процентов, но это было нечто большее, чем вера. Это было чувство, что Кэсседи за рулем пребывает в состоянии сатори – в это самое мгновение, Сию Секунду, – в таком абсолютном, какого только способно достичь живое существо, и в данное мгновение состояния этого хватает на всех.

До Нью-Йорка они добрались в середине июля, примчавшись туда во весь опор, точно скаковые лошади на последней прямой. Все чувствовали себя превосходно. С орущими громкоговорителями они пересекли 42-ю улицу и поднялись по авеню Сентрал-парк-уэст, и даже Нью-Йорк вынужден был останавливаться и таращить глаза. Проказники, не жалея разноцветных светящихся ладоней, приветствовали горожан бурными аплодисментами, а Кизи с Бэббсом, надев красно-белые полосатые рубахи, влезли на крышу автобуса и принялись исполнять музыку толпы. К тому времени подобное музицирование сформировалось в вещь, состоявшую в том, чтобы, взобравшись на крышу автобуса, исполнять людей,

населяющих несчастный коматозный внешний мирЮ точно они представляют собой музыку. Встретив злобный и высокомерный взгляд, полагалось извлечь из флейты рев умирающего слона. Если же навстречу попадалась робкая, трепещущая от волнения женщина, звуки следовало издавать робкие и трепещущие. Все это высказывалось людям прямо в глаза, совершенно открыто, и они никогда не знали, что им делать. А Нью-Йорк… что за плачевное зрелище представлял собой Нью-Йорк! Город был полон напыщенных, усталых, раздражительных людей, бредущих по тротуарам, пихая ногами дерьмо. Пихач дерьма это человек с хмурым видом и опущенными долу глазами, уныло бредущий по тротуару, шаркая башмаками точно отпихивая с дороги конское дерьмо, и бормочущий: «Ах, так я и знал, что вляпаюсь». Пихачи дерьма то и дело бросали на них возмущенные взгляды, и это был подарок пихачам дерьма от Проказников. Пихачи получили возможность взглянуть на автобус и сказать: «Вот они, те самые

ублюдки, из-за которых кругом столько дерьма». Проказники въехали на широкую аллею, ведущую к «Таверне на лугу» – большому ресторану в Центральном парке, – и принялись исполнять там музыку толпы. Так или иначе, они втягивали в свой фильм весь этот прикольный город, а Хейджен снимал все это на пленку.

Клои Скотт, входившая еще в старую перри-лейнскую компанию, приготовила для них квартиру своих друзей, которые уехали на все лето, – на Мэдисон-авеню, неподалеку от 90-й улицы. Поставив автобус у парадного, они получили возможность заняться своими делами. Кэсседи пробежался по всем старым приятелям времен романа «В дороге». Двумя из этих приятелей были Джек Керуак и Аллен Гинзберг.