Эльфийский талисман. Повесть о двух городах

К удивлению Юры, верхний из трёх рисунков довольно точно изображал Солнечную Систему — разве что на месте разжалованного Плутона было изображено несколько небольших планет, а между Марсом и Юпитером находилась ещё одна, перечёркнутая. «А созвездия наши, земные…», — снова вспомнились Надины слова.

— Не верно, — возразил остроносый белобрысый Доти. — У него пятого «камня» нет. И окраинного «льда» тоже…

— Пятый «камень» разрушен, — не согласился Эрса. — А «лёд» плохо наблюдаем. Так что, всё верно. Ну-ка, кирино! А расстояние до «камней» и «капель» сможешь назвать?

Одновременно его рука закрыла подписи внизу — излишний труд, поскольку Юра не умел читать на местном языке.

— Только до третьего «камня», — ответил он, сообразив, что «камнями» здесь называют планеты земной группы. — Сто пятьдесят миллионов километров, — слова «миллионов» и «километров» он произнёс по-русски. — Примерно сто восемьдесят миллионов… э-э… это будет сто на сто и ещё на сто полумиль. Или восемь световых минут… Это примерно одна двенадцатая летней стражи… Ну, в смысле, столько свет идёт от Солнца к Земле…

— И точно, и не точно, — подвёл итог Эрса, убирая руку. — Самое интересное, что это может быть не его, а наша ошибка. В конце концов, от нас до альфы Змеи без малого три световых года, и даже сделанные «ЗвёздноРождёнными» измерения не всегда точны. Хотя, скорее всего, он сам где-то услышал об этом — а теперь пользуется…

— Чепуху порешь, Эрса! — неожиданно вступился за Юру Доти. — Сам подумай, откуда неумытой деревенщине вообще знать, что скорость света конечна. Нет, братья! Режьте меня на куски или самого спустите в Вех, на корм рыбам, но респати Киро отправил к нам этого парня неспроста. Совсем неспроста…

Путаясь в мече, он снова уселся за стол, пристально глядя на Юру.

— Так, что вам в первую очередь хотелось бы узнать?..

Глава восемнадцатая

Как тихо в этот час ночной…

Очнувшись, какое-то время Анечка вглядывалась в окружающий полумрак. Приснившийся сон оказался пугающе-страшным, но как это нередко бывает, одновременно дурацким, нелепым и невозможным. Вокруг была её просторная спальня в покоях осконского замка — с резными панелям и гобеленами на стенах, висящим по углам пучками пахучих трав, и выступающим из темноты камином. Сквозь закрытые ставни шестиугольных окон пробивался желтоватый свет большего из двух ночных солнц, портьеры в дверных проёмах остались на своих местах. Москвичка хмыкнула — лишь оказавшись здесь, она поняла, почему в старинных замках и дворцах все залы и комнаты — сквозные. Над головой поднятый балдахин, у изголовья шнурок с пышной кисточкой — позвать камеристку. В остеклённом ночнике метался крошечный язычок пламени.

Протянув руку, Анечка привычным жестом взяла с полочки телефон — половина шестого вечера. Сразу же вспомнилось, как премудрый Илома учил её переводить московское время в местное. Даже вывел специальную формулу, по месяцам и дням — но задача оказалась для неё слишком мудрёной. Часов, наручных или стенных, здесь не водилось — волей-неволей оставалось ждать, пока на главной башне замка не пробьют очередную стражу, которой начнут вторить колокола внизу, в городе. По мнению москвички, дурацкий метод измерения времени — хотя бы потому, что длительность стражи меняется в зависимости от времени года.

Перед её глазами снова возникла вчерашняя сцена — Владычица Рокаэль снова и снова нападала на посланца Высокого Принца, а тот отбивался с эдакой нагловатой, уверенной в себе лихостью. Разговор шёл на синаро, на котором Анечка не понимала ни слова, а потом Его Сиятельство и вовсе её увёл. Прошедший в молчании ужин в пустой пиршественной зале, в компании Ирику и Её Сиятельства — москвичка чувствовала, как сгущаются над головой тучи.

— Мамочки! — смахнула слезинку Анечка. — Ну, зачем мне это? Я домой хочу…

— Госпожа! — негромко ответили из темноты.

Девушка вздрогнула. От дальней портьеры отделилась смутная тень, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся камеристкой Ниету. Сбившаяся на правое плечо ночная рубашка — в такой, одеваемой на голое тело, здесь полагалось спать, растрёпанные тёмные волосы. В огромных округлившихся глазах стояли слёзы, губы дрожали.

— Госпожа! Простите, госпожа! Ради святых Ансари и Ансару…

— Что?.. — оборвала вопрос на полуслове Анечка.

Переступая босыми ногами по наборному полу, камеристка подошла ближе, и в свете ночника девушка разглядела, что она была не одна. Рядом, едва различимый в полумраке, двигался одетый в чёрное огромный, пузатый, похожий на лохматого медведя мужик. Облегающая рубашка с ремнями, на которых навешаны какие-то сложные орудия, облегающие брюки, чёрные от грязи босые ноги — или же любимые местными следопытами и браконьерами вязаные получулки-полусапоги. Полненькая Ниету рядом с ним казалась хрупкой тростинкой — обнимая камеристку за плечи, мужик удерживал у её горла длинный клинок чёрного металла. Только теперь Анечка разглядела, что с запястья Ниету свисает обрезанный шнур звонка.