Эликсир жизни

Всё оказалось гораздо хуже. Сначала я увидел ее глаза. Она! Но она была совсем не та, которую я видел на фотографии. Это была, как бы это помягче выразиться, молодящаяся женщина средних лет преклонного возраста. Оказалось, что пенсионерка Феня для развлечения поместила на сайте свою фотку 30-летней давности. Ей хотелось писем с комплиментами, виртуальной любви. Вам смешно? А мне было совсем не смешно. Скорую помощь вызывать не пришлось, но потрясение оказалось столь сильным, что на минуту я потерял дар речи. А заодно придумал два афоризма: «Невеста сообщила жениху свой возраст, и он стал заикой», «Если женщина сообщает, что ей 30, хотя ее дочерям уже за 20, то это не ложь, а мечта».

Не смотря на свой возраст, наличие мужа, детей и внуков, Феня держалась скромно и застенчиво, как девушка. Это было очень трогательно. Мы сели за столик кафешки и пару часиков провели в приятной беседе. Феня оказалась чрезвычайно эрудированным человеком. Помимо того, что владела многими иностранными языками, она хорошо разбиралась в искусстве и музыке, психологии и философии. В подлиннике читала труды древнегреческих, арабских, немецких и французских философов, называя их своими учителями. Боготворила их. И говорила образно так: «Кто учится, тот хочет жить вечно, а кто не учится, тот почти умер».

В свое время я тоже пытался читать труды философов, но скорость моего чтения оказалась меньше скорости моего засыпания. Вообще в любой деятельности единственная святая борьба это борьба с дремотой. В юношеские годы, взяв в руки восемь томов Аристотеля, я испытал благоговение, но, начав читать первый том, подивился дремучей схоластике и почувствовал тягчайшую скуку, а пролистав бегло остальные тома, зевнул аж до слез и вынес вердикт: «Философия не решает никаких вопросов; максимум, что она может, это помочь в них заблудиться». Такое мнение только укрепилось, когда я позже ознакомился с трудами Канта, Бэкона и прочих философов, не говоря уже об обязательных классиках марксизма-ленинизма. Сравнивая разных авторов, я пришел к заключению, что каждый философ размахивает своим собственным философским камнем. Причем, каждый при этом яростно поносит других. Я понял, что противоречить друг другу без злости – на это даже философы не способны. Не зря говорят, что беседа с мудрецами доставляет удовольствие, а чтение философов – головную боль. Иногда у философов попадаются парадоксальные мысли и яркие афоризмы, но они едва ли составляют 1 % от замысловатых текстов на многих сотнях страниц. Конечно, приятно разыскать в пустопорожних словесах какую-нибудь изюминку, как петух в навозе находит желанное зерно.

«Философия – вот основа основ», – мягко заявила Феня в ходе беседы. «Если говорить о философии как о науке, то ничего кроме отвращения предмет этот у меня не вызывает; но если судить о философии как об искусстве, то всё становится на свои места», – выразил я свое отношение. «Викентий, без философии нет науки», – возразила Феня. Я с ухмылкой продекламировал: «Есть одна царица – наука. У нее грациозная фигура – математика, зоркие глаза – физика, умелые руки – химия, чарующее лоно – биология. Вот только зад хлипковат – философия». «Философия – зеркало бытия», – парировала Феня. «Зеркало отражает все, не обладая ничем», – тут же придумал я парафраз. Моя собеседница спорила очень деликатно, четко выражая свою точку зрения, но не навязывая ее.

Когда мы стали говорить о лирике, выяснилось, что Феня насочиняла множество рифмованных афоризмов. Я посоветовал ей издать книжку. Феня растерянно сказала: «Никогда ничего не печатала и не знаю даже, как к этому подступиться». Я пообещал ей помочь. Мы расстались друзьями.

Вскоре она прислала мне множество своих рифмованных афоризмов. Я выбрал самые лучшие, отредактировал и издал книжечку тиражом пять тысяч экземпляров. Книжечка имела успех. Время от времени я с удовольствием ее перечитываю.

Аспиранты и магистранты

Поскольку в моей группе шла успешная работа и имелись гранты, то многие институтские сотрудники и аспиранты пытались попасть работать ко мне. Это вызывало резкое неудовольствие некоторых членов дирекции и завлабов. Началось мощное административное давление. Моим магистрантам и аспирантам под всяческими предлогами не давали стипендию и лаборантскую надбавку. И каждого пытались отобрать.

Когда в свое время магистрант Иван Саманцев подал заявление из соседней лаборатории о поступлении в аспирантуру ко мне, в приемной комиссии ему долго пудрили мозги, уговаривая не идти к Никишину, а потом, видя его несогласие, отказали в приеме документов. И пояснили: «Идите в аспирантуру к Лизареву, тогда документы примем». До экзаменов оставался всего один день. В случае не поступления Иван загремел бы в армию. Я посоветовал ему согласиться идти к Лизареву. Документы тут же приняли. Экзамены он сдал на отлично, а после этого заявил: «Я к Лизареву не пойду. Я к Никишину». Комиссия и дирекция начали на него давить, но он уперся, и ничего они поделать не смогли.