После семинара мне дали рекомендацию к защите. Поскольку в тот момент в ВАКе шла очередная реорганизация, то многие советы были закрыты, в том числе в родном Институте. Поэтому я решил податься в Ленинградский Политех, совет в котором не был закрыт. Попросил Печаткина, являвшегося членом того совета, представить там мою диссертацию на соискание доктора физико-математических наук. Печаткин согласился.
Прошло полгода, наступила осень. Печаткин никак не находил времени собраться посетить тот совет. Он многократно извинялся, оправдывался и обещал. Наконец поехал туда по своим делам. Вернувшись сообщил, что, к сожалению, не успел представить диссертацию, так как повестка заседания была слишком плотной. Любое дело, которое зависит не только от нас, всегда растягивается во времени как резина до тех пор, пока у нас не лопнет терпение или пока оно само не лопнет как резина.
Поняв, что так можно ждать до бесконечности, я попросил о том же другого члена совета. Тот быстро выполнил просьбу; меня пригласили на апробацию. Я поехал в Ленинград (который по воле ретивых реформаторов успел стать Санкт-Петербургом). Апробация среди физиков прошла успешно. Диссертацию хвалили. Особенно она понравилась одному старенькому профессору, который был основоположником теории переноса энергии в кристаллах. Защиту назначили на январь.
Но в декабре неугомонный ВАК устроил в совете реорганизацию. Защиту отложили. Я долго ждал, когда же совет откроется. В ожидании прошло полгода, потом еще полгода. В это время вновь открылся совет в родном Институте. Забрал диссертацию из чужого совета и подал в свой. Мне утвердили оппонентов и назначили срок защиты.
За три дня до защиты мне позвонил председатель совета и попросил срочно зайти. Оказалось, что только что ему звонил Биркштейн, заявивший, что диссертация Никишина – чушь собачья и что ее надо снять с защиты. Я спросил: «А какие конкретно возражения?». Председатель стушевался: «Это Вам лучше спросить у него. Я в детали не вдавался». Я тут же позвонил Биркштейну с просьбой встретиться. Но тот ответил отказом, сославшись на нехватку времени. Тогда я проинформировал председателя, что для снятия диссертации не вижу оснований.
И один в поле воин
На защите набрался полный зал народу. Зато членов совета едва-едва собралось столько, чтобы хватило для кворума. Как назло среди них не было пяти специалистов, на которых я рассчитывал, но было несколько фигур, относящихся ко мне враждебно.
В докладе я объяснил, почему ЭВС играют огромную роль в биологии и почему нельзя автоматически переносить представления молекулярной фотоники растворов на биомакромолекулы и их комплексы. Потом кратко рассмотрел те процессы, которые происходят после поглощения фотона (тепловая релаксация, излучение, перенос энергии и др.), и в чем их специфика в биоструктурах. Затем написал на доске формулы, описывающие эти процессы, и проиллюстрировал их своими данными. Значительная часть доклада была посвящена особенностям люминесценции белков.
Началось активное обсуждение. Первым выступил член совета И.Ф.Аулханов (когда-то работавший у Шмуня) и стал энергично возражать против моей экранировочной модели. Суть модели заключалась в том, что в макромолекулах (например, ДНК) из-за упорядоченности возникает взаимное «экранирование» светопоглощающих центров, ведущее к снижению вероятности поглощения фотона в расчете на один центр. Но при этом создается почти 100 %-ная вероятность поглощения фотона всей макромолекулой. Приведу для вас, мыслящие читатели, наглядную аналогию. Когда вы берете две цветные стекляшки и смотрите через них на солнце, то яркость в этом случае меньше, чем если использовать только одну. Если же взять стопку стекляшек, то ничего через них не будет видно совсем, из-за полного поглощения света. И сколько бы вы ни добавляли еще стекляшек, результат будет всё тот же. В макромолекуле со стопкообразным расположением центров возникает нечто подобное, хотя, конечно, центры не затеняют друг друга как стекляшки, а конкурируют своими электронными облаками за фотон в момент взаимодействия со световой волной. Такая макромолекула ведет себя, образно говоря, почти как «черная дыра».
Аулханов заявил, что такой эффект слишком мал. Я долго с ним дискутировал, пытаясь объяснить, что экранирование это не затенение, а конкуренция центров за фотон, охватывающий сразу много центров. Тогда Аулханов закричал, что модель вообще ошибочна и что он будет голосовать против, и что все члены совета должны последовать его примеру. Тут председатель стал его одергивать: «Погодите! Мы ведь еще не обсудили всю работу!». Это Аулханова разозлило и он заорал: «Да нечего тут обсуждать! Всё и так ясно!». Шмунь сидел рядом с ним тихо, как мышка.