Эликсир жизни

Поскольку я приехал накануне католического рождества, то только-только успел войти в курс дела, как голландские коллеги разъехались на каникулы. Сначала всё складывалось нормально: я быстро воспроизвел эффект Арнольда. Однако в самый канун Нового года обратил внимание на помутнение белкового раствора при образовании комплекса. Я тщательно измерил светорассеяние, его влияние на сигнал люминесценции и пришел к выводу, что эффект Арнольда не факт, а артефакт. Когда 31 декабря Арнольд позвонил в лабораторию и поздравил меня с наступающим Новым годом, я «поздравил» его с закрытием «открытия». Мне было чертовски обидно, что убил целую неделю на копание в артефакте. Однако я постарался сказать об этом Арнольду в предельно мягких выражениях. Тот уверенно ответил, что этого не может быть и что после праздников всё обсудим.

В тот же вечер мне позвонил Джек, один из аспирантов Арнольда, и пригласил на встречу Нового года в компании друзей. Я охотно принял приглашение, закрыл лабораторию и вышел на припорошенный снегом университетский двор. Вскоре подъехал кадиллак, ведомый одним из приятелей Джека – симпатягой Мартином, который сердечно поздравил меня с праздником, усадил в машину и, активно поддерживая в пути приятную беседу, быстро домчал до своего коттеджа, где уже собралась компания в полсотни человек. В основном тут была молодежь. Все стройные и подтянутые, аккуратные и ароматные голландцы сидели в большом холле за столиками по 3–4 человека, оживленно беседуя на своем гортанном языке. Говорили одновременно сразу почти все: деловито, ровно и негромко. В холле стоял тот сдержанный шум, какой бывает в стае спокойных гусей, дружно гогочущих каждый о своем. Никто никого не перебивал и не перекрикивал. Все были чуть-чуть навеселе, но пьяных не было. Джек и Мартин стали знакомить меня со своими приятелями. Каждый вставал, жал руку, поздравлял с праздником, желал счастья и успехов. При этом женщины считали своим долгом непременно приложить к поздравлениям деловитый поцелуй. За всю жизнь я столько не целовался!

В меру откушав и в меру выпив, голландцы в полночь подняли фужеры с шампанским, поочередно друг с другом почокались, взаимно вежливенько поздравились и гурьбой повалили из коттеджа на площадь. Там пускали красочный фейерверк, вызывающий восторг бездельничающих масс трудящихся. На площади, выложенной брусчаткой, горел огромный костер. Из соседних домов люди выносили старые вещи, начиная от пачек газет и кончая сломанными диванами; и бросали в костер. Это такая у голландцев традиция: ежегодно избавляться от старья. Вдруг кто-то схватил велосипед, стоящий с краю стоянки, и размахнулся. Толпа закричала: «Нет! Нет!». Велосипед у голландцев не просто любимое средство передвижения; это еще и культовая вещь, которую трепетно берегут, причем, не только потому, что дорого сто

ит. Велосипед отправился обратно на место. Однако вскоре, когда в костер полетели старые книги, сумки и стулья, какая-то горячая голова все-таки умыкнула велосипед со стоянки и кинула в костер. Толпа протяжно ухнула. В этом звуке смешались осуждение и восхищение. Тут же в костер полетел второй велосипед, за ним третий… Голландцы вошли в раж, в восторге нарушая табу. Даже из самых разумных людей собирается неразумная толпа. Компания Джека в этом безобразии участвовать не стала и быстренько ретировалась в коттедж, понимая, что скоро нагрянет полиция.

Утром 1 января я пошел на работу. Кругом по городу виднелись следы костров и фейерверков. Но не было ни одного сгоревшего автомобиля, хотя многие машины в Голландии паркуются на ночь на улицах и площадях. Ни одного пожара. Ни одного разбитого стекла в коттеджах. Ни одной сломанной витрины. Ни одного вдрибадан пьяного (не то что у нас в России: после свадьбы все пьяны; после поминок снова все пьяны). В общем, голландцы умеют веселиться так, чтоб потом не плакать. Тихая размеренная жизнь голландцев (да и вообще она почти везде на Западе такова) казалась мне пресной, искусственной, как бы игрушечной: ухоженные коттеджики, чистенькие дорожки, сверкающие автомобильчики, разноцветные магазинчики, вежливенькие живые манекенчики.

С утра в лаборатории никого не было. Я продолжил опыты. В какой-то момент мне понадобились шариковая ручка, чтобы записать цифры, и маркер, чтобы пометить пробирки. Свои ручку и маркер я где-то посеял. Поэтому зашел в кабинет Арнольда и позаимствовал у него ручку со стола, а потом заглянул в соседнюю комнату и нашел там пару цветных маркеров. Вскоре раздался телефонный звонок: охрана строго спросила (мониторы непрерывно отслеживают в Университете каждый сантиметр), почему Никишин тут находится один? Почему берет со столов чужие вещи? Я сначала не понял, чего им надо, потом попытался объясниться, а затем попросил, чтоб не морочили мне голову и выяснили всё у Арнольда.