Элис. Навсегда

Это и есть его новый роман, догадываюсь я. Он выстраивает сюжет, определяет черты характеров героев, ставит над ними эксперименты. Вершит их судьбы. Я воображаю его за работой. Как Лоренс, покачиваясь в кресле, хмурясь и кусая губы, отрывает взгляд от монитора компьютера, чтобы свериться с одной из «бабочек» на стене. Представляю, как он, осененный новой идеей, вырывает из пачки очередной цветной листочек, а потом переклеивает другие с места на место, проводя пальцем по клеящимся полоскам. Он придает повествованию форму, вносит остроту, меняет эпизоды местами. И так дело у него постепенно движется к развязке.

Думать об этом приятно. Но невольно зарождается ревность. В тиши своего кабинета Лоренс принадлежит только себе. Я здесь чужая и испытываю такое же чувство, какое пронизывает меня, когда я вижу его беседующим наедине с Шарлоттой или обнимающимся на публике с друзьями вроде тех же Титовых. Тут, как и вообще в окружающем нас мире, именно Лоренс властвует, стоит у руля, решает, как все пойдет дальше.

Я выхожу из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, и спускаюсь вниз, чтобы приготовить чай. Миссис Полтер из Добровольного общества помощи слепым оставила мне на сотовом телефоне сообщение, которое я удаляю, даже не прочитав.

Хотя я многое спланировала наперед, никогда мысленно не заходила дальше этой точки. Инстинкт (или то было суеверие, нежелание дразнить судьбу?) неизменно заставлял останавливаться, когда воображение пыталось унести меня в более отдаленную перспективу. Что будет после того, как я добьюсь поставленной первоначальной цели? Конечно, это только придает происходящему со мной теперь очарования, полноты ощущений и новизны, но и предчувствие опасности тоже дает о себе знать. Я привыкла на несколько шагов опережать Лоренса, а сейчас мы шагаем с ним рядом и оба не ведаем, что ждет впереди.

Наступает решающий момент, говорю я себе, стараясь мыслить хладнокровно. Именно сейчас можно все испортить.

Но оставаться здравомыслящей очень трудно. Лоренс вывел меня из равновесия. И я оказалась к этому не готова. За предшествующие несколько месяцев он стал для меня воплощением столь многих обобщенных вещей, что за всем этим сам Лоренс как мужчина где-то потерялся, утратив четкие очертания, и, до известной степени, я перестала видеть его в таком качестве.

Он действительно староват для меня, чрезмерно напыщен и самовлюблен, но я ничего не могу с собой поделать: мне нравится чувство, которое он мне дает. Я таю, слыша от него: «Чем я заслужил такое счастье, как ты?» И еще мне нравится, что постепенно я становлюсь ему необходима. И я сама так же постепенно подпадаю под его обаяние. Причем мне видится неслучайным сходство слов «подпадаю» и «падаю», поскольку это ощущается и как падение, утрата твердой почвы под ногами, что может быть чревато полной потерей собственного достоинства. И существует вероятность, что в будущем наступит момент, когда мне станет очень больно.

Но сейчас я зависла между двумя состояниями. Падаю я или лечу? Неизвестно.

Я понимаю, что Лоренс полностью завладел моими мыслями: я могу думать только о сказанном им, только о том, как он держит меня в своих объятиях. Разумеется, меня беспокоит вероятность утраты контроля над ситуацией, потери своего преимущества, заключавшегося в четком видении перспективы. Однако я уже ничего не могу поделать. Мне приходится довериться ему. И вскоре я перестаю волноваться.

Мы не обсуждаем наше будущее. Пока рано. И встречаемся тайно: в доме Лоренса или в моей квартирке. Помню, как в тот день, когда ждала его у себя впервые, я тщательно проинспектировала свое жилье, выискивая вещи, которых ему лучше не видеть. Кашемировую шаль Элис. Старый серебряный наперсток, прихваченный мной из ящичка туалетного столика спальни в «Невере». Одно из гипсовых яиц. Вот зонтик Полли, решаю я, можно и оставить – самый обычный зонт, и он не бросится ему в глаза. А яйцо я заворачиваю в шаль, наперсток вкладываю в конверт и передаю их благотворительной организации. Подобные талисманы мне больше не нужны. Может, они принесут теперь удачу кому-то еще.

Вечером Лоренс звонит снизу, я впускаю его и жду, пока он поднимается по лестнице, немного робея и нервничая, что обычно происходит со мной перед каждой встречей, но стоит ему протянуть ко мне руки, как волнение исчезает.

Обняв меня, он ходит по квартире, осматривая обстановку, как это делала Полли, попав ко мне той весенней ночью, вот только гостиная сейчас выглядит иначе. Книжные полки ровно покрыты белой краской, подушечки на новой софе с обивкой цвета зрелой пшеницы роскошно расшиты и упруги. От репродукции в паспарту я избавилась. В квартире пахнет свежевыглаженным бельем, мебельным лаком и дорогой свечкой с ароматом тубероз, которая горит на журнальном столике.

Лоренс изучает подборку моих книг, и от него не может укрыться полное собрание сочинений Лоренса Кайта – моей, можно сказать, справочной литературы.

– Как видишь, я твоя большая поклонница, – скромно говорю я.