Элис. Навсегда

– А я бы не возражала заняться журналистикой, – мечтательно произносит Полли. – Интересная профессия. Премьеры, закрытые просмотры, поездки в экзотические страны. Как я слышала, репортерам многое достается на халяву. И они подолгу обедают, не стесняя себя в бесплатной выпивке.

– Сейчас все изменилось, – возражаю я, когда официантка приносит нам еще кофе.

– Так ты просто хочешь знать? – спрашивает она. – Тебе любопытно, как я воспитывалась в семье «Маэстро слов»? Хорошо. Я расскажу.

Она откидывается назад, заложив руки за голову, устремив взгляд в потолок и откровенно наслаждаясь тем, что в зале многие на нее посматривают.

– В детстве я мало что понимала, – начинает она. – Семья казалась мне обыкновенной. То есть я знала, что мы немного отличаемся от других людей. Например, папа не уезжал на службу, а просто уходил к себе наверх. И порой спускался такой злой, что мы старались не попадаться ему на глаза. А иногда он, наоборот, вдруг словно с ума сходил от счастья и радостного возбуждения. В такие дни мог приехать в мою школу к большой перемене, очаровать директрису, а затем мы запрыгивали в машину и отправлялись на берег моря или в то местечко в Оксфорде, где студенты любят купаться голышом… Отец устраивал пикники. Мы играли во французский крикет. Но все же большую часть времени мы жили достаточно просто, чтобы не сказать – скучно. С отцом виделись мало. Семья держалась на маме. Ей приходилось тяжело, пока мы с Тедди были малышами.

– В финансовом смысле? – уточняю я.

– И в финансовом, и в эмоциональном… – Она берет со стола чашку, дует на кофе и делает глоток. – Мы тогда жили в Килберне. Моя подруга Луиза сейчас снимает там квартиру, и район приличный, но в то время он казался расположенным на краю света, где кончалась цивилизация. Дедушка и бабушка из Уилтшира просто приходили в ужас, навещая нас. Повсюду торговцы наркотой, драки и ограбления чуть не каждый день. А наш дом! Скажу только, что садик там был размером с носовой платок. То есть крошечный. И когда у отца случались приступы ярости, вся улица знала об этом. А потом он написал свою первую хорошую книгу – роман «Барк “Сидней”». И все вдруг изменилось. Приз «Эпплби», лекции в Принстоне, киносценарии. Вот за что действительно платили огромные деньги. Мы тогда даже перебрались в Лос-Анджелес. Дом с бассейном. Ленчи с семейством Коппола. И так далее и тому подобное.

Полли корчит рожицу, словно все это заурядно, но я понимаю, как нравится ей эта часть истории своей жизни.

– Купив дом в Хайгейте, родители вернулись на родину, а вскоре нашлось это местечко в Бидденбруке, где мама смогла разбить сад своей мечты. Чудесный сад! И кто теперь станет приглядывать за ним?

Полли кладет локти на край стола и закрывает ладонями лицо. Затем неожиданно вскидывает голову.

– А ведь ты превосходный слушатель, Фрэнсис. Знаешь об этом? – произносит она и внимательно смотрит на меня.

Под радужными оболочками глаз Полли пролегли темные полосы, и это делает ее глаза необычайно притягательными.

– То есть слушать умеют многие, но ты заинтересовалась моими словами.

Я понимаю: ей нравится, что я перебиваю ее не так часто, как другие, хотя не могу не признать, что в ее мнении обо мне есть доля правды. Я хороший слушатель. Большинство людей предпочитают говорить сами. Они буквально сражаются за право быть услышанными, за возможность болтать без умолку, причем нести в основном чушь. Рассказывать тупые анекдоты, хвалиться успехами или оправдывать неудачи. Это и называется «белый шум». Пустое сотрясение воздуха.

Но порой, если проявить внимание, можно услышать нечто полезное.

– Всегда к твоим услугам, – отзываюсь я.

Полли допивает кофе. Фарфоровая миска наполовину пуста, но я начинаю подозревать, что она вообще не привыкла плотно завтракать.

– Мне пора бежать, – произносит Полли, забирая со стола мобильник и протягивая руку за сумкой, которую повесила на спинку сиденья. Это дизайнерская вещь из серебристой кожи. С виду очень простая, но, несомненно, стоящая немалых денег. – Прости, что использовала тебя, чтобы… немного спустить пар.

– Но я ведь говорю совершенно серьезно, Полли, – отвечаю я, начиная обматываться шарфом. – В любое время, когда захочешь пообщаться, тебе нужно лишь набрать мой номер. Правда, не уверена, помогут ли тебе беседы со мной.

– Фрэнсис! – Полли встает из-за стола и по-кошачьи потягивается, отчего свитер задирается, обнажая полоску худощавого бедра. – Мне стало немного спокойнее. Теперь остается поразмыслить над тем, что ты мне сказала. Думаю, мне действительно будет лучше оставить все как есть. Не бросаться никуда очертя голову. В понедельник я, может, даже забегу в колледж. Любопытно взглянуть на физиономию Тони Бамера. Сэм говорит, что репетиции начнутся только летом. У него на следующей неделе работа в Нью-Йорке. Он там снимается в кино. Всего лишь в эпизоде, – добавляет она, заметив выражение моего лица. – Его отец дружит с оператором.

Она произносит это так, словно хочет добавить в свой рассказ последнюю нотку правдоподобия.