Элис. Навсегда

Мы вместе раскладываем софу, вытаскивая из-под нее дополнительную металлическую раму, которую накрываем импровизированным матрацем из толстого слоя постельного белья. Из своей спальни я приношу Полли подушку, одеяло и футболку вместо ночной рубашки. Предлагаю ей запасную зубную щетку, но, как выясняется, у нее всегда при себе своя, хранящаяся в кармашке серебристой сумки.

– Только не подумай, что это для частых ночевок в чужих постелях, – говорит она. – Просто я помешана на чистоте своих зубов.

Я желаю Полли спокойной ночи, оставляю одну, выключаю в гостиной свет и начинаю подниматься по лестнице, когда вдруг слышу ее голос:

– Фрэнсис!

Я возвращаюсь, приоткрываю дверь и вижу, что она сидит на постели.

– Не могла бы ты оставить свет? – просит Полли. – Не люблю, когда темно.

Спится мне очень плохо. Постоянно мешает обычный ночной уличный шум: громкий спор каких-то людей на тротуаре, звук моторов подъезжающих машин, а потом двойные щелчки включаемой сигнализации, вопли кошек и лай лисиц в отдалении. Шторы на окнах моей спальни в буквальном смысле «дышат», то раздуваясь от ветерка, то снова опадая. Оранжевое сияние уличных фонарей постепенно бледнеет на фоне более мягкого, почти перламутрового рассвета.

Скоро начинают просыпаться соседи. С шумом поднимаются оконные рамы, на полную громкость включаются радиоприемники и телевизоры, по которым дети смотрят субботнюю программу диснеевских мультиков с их оглушительными фанфарами в начале каждой серии.

Я спускаюсь вниз и заглядываю в щелку двери гостиной. Полли спит. Она лежит на боку, отбросив в сторону одеяло и сунув ладонь под розовую щеку. На столике рядом лежит ее сотовый телефон с мигающей лампочкой.

Я доедаю в кухне ломтик поджаренного хлеба, когда появляется она, разрумянившаяся и взъерошенная, и тут же спешит поделиться радостным удивлением, что почти не ощущает ожидаемого похмелья. Я ставлю перед Полли чашку с чаем, а она проверяет свой мобильник. В нем сообщение от Лоренса.

– Он приглашает меня отобедать вместе, – говорит она, протирая ладонями заспанные глаза. – Это будет что-то вроде встречи в верхах. Блестяще! Еще один сеанс промывки мозгов.

Полли вздыхает и усаживается на высокий стульчик напротив меня. Пальцы ее ног, покрытые оранжевым лаком, по-обезьяньи обвивают хромированную перекладину.

– Что ж, – говорю я, – может, это и к лучшему. Не хочешь воспользоваться случаем и добиться от него уступок? Надо только все хорошенько продумать.

Она непонимающе смотрит на меня.

– О, не будь такой робкой, – с легким раздражением добавляю я. – Ты хочешь уйти из колледжа и на время уехать с Сэмом. Отец настаивает на продолжении учебы. Разве нельзя выторговать у него компромисс?

– Каким образом? Он уже все для себя решил, и если я не подчинюсь, оставит меня без денег.

– Верно, – киваю я. – Но мне подумалось вот о чем. А если ты сумеешь убедить своего Тони Бамера или любого, от кого там все зависит, что тебе просто необходим перерыв в занятиях? На время – на год или на семестр? Уверена, зная, в какой ситуации ты находишься, им придется всерьез рассмотреть такую возможность. Академический отпуск по семейным обстоятельствам. И у тебя появится время, чтобы отправиться с Сэмом в турне. А потом снова вернешься к занятиям.

– Я туда не вернусь, – возражает Полли, но я чувствую, что идея уже запала ей в душу. – И сомневаюсь, чтобы отец согласился на подобный вариант.

– А вот этого ты знать не можешь, пока не попробуешь, – замечаю я.

– Да, ты права, – говорит она. – Наверное, следует попытаться. Остается только надеяться, что я смогу ему все растолковать так же четко, как сделала ты. В твоих устах это звучит разумно и логично. – Полли поднимает голову. – А ты не сможешь пойти на встречу со мной? – спрашивает она, и в ее голосе вдруг звучат умоляющие интонации.

Я притворно охаю, но ломаюсь не долго и, сделав вид, будто на меня подействовало ее неотразимое обаяние, соглашаюсь. Я буду ее сопровождать.

Мы вместе добираемся до Хайгейта и с крутой улицы, тянущейся мимо здания больницы, сворачиваем на дорогу, где Дик Уиттингтон [7] когда-то услышал колокола, переполненную теперь двухэтажными автобусами, а затем входим в парк. Жара. В пурпурных цветах живой ограды трудолюбиво роятся пчелы, а на небольшой игровой площадке тесно от малышей в шапочках с солнцезащитными козырьками. Среди травы пестрят яркие пятна маргариток.

Мы идем, стараясь держаться узких тенистых аллей, вдыхая аромат цветущих лилий, а там, где тропа описывает петлю у кустов в самой верхней части парка, останавливаемся и оглядываемся назад. На обширном зеленом склоне люди уже устраивают первые в этом году пикники, поверхность прудов кажется чуть маслянистой, а еще дальше на горизонте вырисовываются высотные дома, купола и знаменитое колесо обозрения в центре Лондона. Камень и сталь поблескивают под яркими лучами солнца.