Элис. Навсегда

Ночью меня посещает знакомый кошмарный сон. Я отчаянно пытаюсь двигаться как можно быстрее по бесконечной полосе раскаленного песка, совершенно беззащитная, слишком напуганная, чтобы оглянуться на то страшное, что преследует меня. Вскоре оступаюсь, спотыкаюсь, падаю. Земля уходит у меня из-под ног, и все мои попытки подняться остаются безрезультатными.

За ночь гроза ушла далеко в сторону. Как обычно, утром я спускаюсь вниз раньше всех. Когда выхожу наружу, чтобы снять со стола насквозь пропитанную водой и тяжелую, как камень, скатерть, то вижу над собой ослепительно голубое небо, хотя заметно похолодало, и это уже первый намек природы на приближающуюся смену времен года.

Отжав из скатерти воду, я кладу ее в стиральную машину. В кухню входит Лоренс и говорит, что собирается провести утро у себя в кабинете. Мы обмениваемся несколькими словами. Я сообщаю, что после обеда планирую уехать.

– Что ж, – произносит он. – Тогда до скорой встречи, я надеюсь.

И уходит с чашкой чая, яблоком и куском поджаренного хлеба с маслом, зажатым в зубах. Услышав, как за ним закрывается дверь, я ощущаю приступ меланхолии.

Вскоре появляются Сельма и Шарлотта, они идут к бассейну «окунуться в последний раз перед отъездом к Банни», и спрашивают, не желаю ли я составить им компанию.

Позднее вниз спускается Тедди, глаза у него совершенно стеклянные, словно ему тоже плохо спалось. Он долго сидит перед миской с кукурузными хлопьями, помешивает их ложкой, но почти не ест.

– Ты в норме? – спрашиваю я, но он в ответ выдает неопределенное мычание и лишь переворачивает страницу газеты.

Прибравшись в кухне, я собираюсь подняться наверх, чтобы упаковать вещи в сумку, а Тедди неожиданно резко отталкивает от себя миску и говорит:

– Между прочим, Фрэнсис, я давно собирался кое о чем тебя спросить.

Я останавливаюсь, держась за дверную ручку.

– Я знаю, что ты солгала об аварии, – заявляет он. – Ты сказала нам неправду.

В изумлении и замешательстве я смотрю на него ничего не выражающим взглядом, хотя, конечно же, прекрасно понимаю смысл его слов. В ушах шумно начинает пульсировать кровь.

– Прости, о чем ты? – произношу я и, чувствуя внезапную слабость в ногах, усаживаюсь за стол напротив Тедди, хотя внутренний голос подсказывает, что мне следовало бы уйти и как можно быстрее.

– Мне известно о твоей лжи. Я читал протокол. Текст показаний, которые ты дала полиции на месте аварии. Просто попросил Кейт Уиггинс дать мне возможность ознакомиться с документами, и она пошла мне навстречу.

Он сидит, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, и смотрит на меня холодным взглядом бледно-серых глаз Кайтов – глаз Элис. Смысл происходящего становится мне предельно ясен: пережив прошлым вечером унижение, Тедди решил, что настал подходящий момент показать свой характер. Собственная уязвимость сделала его опасным. Он не желает оставаться одиноким в своих страданиях.

– Даже не представляю, что ты имеешь в виду, – говорю я. – Я никому не лгала.

– Неужели? И это не ты придумала слова, якобы сказанные моей матерью перед смертью? «Передайте им, что я их очень люблю»? Потому что, насколько мне известно, ты впервые произнесла их, когда встречалась с нами. Ранее они нигде не были зафиксированы. А ведь ты к тому времени успела уже побеседовать по меньшей мере с двумя разными полицейскими.

Я опускаю голову, не в силах больше смотреть ему в лицо. Не хочу, чтобы он понял, до какой степени я зла. Причем моя злость направлена в основном на саму себя. Я готова возненавидеть себя за то, что поддалась соблазну, пошла на риск, хотя в тот момент мне необходимо было сказать нечто подобное, чтобы наладить контакт с Полли и Лоренсом. Но я ненавижу и его за слабость, за то, что решился бросить мне в лицо это обвинение, только когда стало плохо самому.

– Я не могу понять одного, – продолжает Тедди. – Зачем тебе это понадобилось? С какой стати ты решила соврать о чем-то подобном совершенно незнакомым людям?

Звук стиральной машины в соседней подсобке меняет тон, когда она переключается на новый цикл работы. Зелень на огороде за окнами кухни купается в утреннем сиянии. Грач садится на циферблат солнечных часов, но тут же опять взмывает ввысь.

– Это была глупость с моей стороны, – признаю я после паузы. – Не уверена, что сумею объяснить, зачем так поступила. Разумеется, подобное непростительно.

Тедди молчит.

– Но разве я кому-то сильно навредила? Что плохого было в том, чтобы дать вам всем хоть какое-то утешение в горе?

Он не двигается, но я замечаю легкую перемену в выражении лица. Ему хочется мне верить. Тедди ждет, чтобы я объяснилась и успокоила его. И эта мысль придает мне куража.

– Да, ты прав, – продолжаю я. – Я поступила опрометчиво. Но, Тедди, пойми, когда я пришла к вам в дом и впервые всех вас увидела… О, это трудно выразить словами! Мне показалось, будто именно чего-то подобного вы от меня ждете. Мне очень хотелось помочь вам, сделать для вас хоть что-нибудь, любой пустяк. И, похоже, из-за этого я увлеклась. Мне искренне жаль, если я только усугубила ваши страдания.

Некоторое время мы сидим молча.