Елисейские Поля

— Да, был такой ветер, и все говорили, что он сломает себе шею, что он сумасшедший. Мы не могли поехать в Бурже. У нас не было денег. Мы ходили вечером по бульварам. Ты ужасно беспокоилась. А когда стало известно, что он прилетел, помнишь, что творилось? Я тебе сказал: «Поздравляю вас, Лиза». Как все кричали, и мы тоже.

Лиза снова улыбнулась:

— Да, мы ужасно кричали.

— Я кричал: «Я вас люблю, Лиза», и ты услышала и ответила: «И я вас люблю, Андрей». Помнишь? И тогда мы в первый раз поцеловались. Помнишь?

— А на следующий день мы купили большой портрет Линдберга и прибили над моей кроватью, чтобы я всегда думала о тебе. Какие мы были глупые.

— Были? Разве мы и сейчас не такие же?

Лиза обняла его:

— Ну конечно. Мы и сейчас такие же. И я так же люблю тебя.

— А я люблю тебя еще больше, Лиза. Знаешь, я всегда любил тебя одну. Только иногда, как это тебе объяснить, иногда мне казалось, что я все это сам выдумал — и тебя, и свою любовь. Как будто тебя вовсе нет. Я смотрел на тебя и не видел, не слышал тебя. Ты не понимаешь?

Лиза сдвинула брови, соображая.

— Нет, не понимаю. Как это?

— Я теперь сам не понимаю. Но тогда это было часто. И несмотря на это, я очень ревновал тебя. — Он помолчал немного. — К «нему», — добавил он тихо.

Она покачала головой:

— Не надо об этом. Ты сам говорил, мы такие, как прежде, совсем беспечные, совсем веселые, совсем дети.

— Да, дети. Тебе двенадцать, мне четырнадцать лет, и мы играем в кругосветное путешествие.

Он снова оживился.

— Лиза. Мы в Китае. Как тебе нравится это рисовое поле?

Лиза огляделась.

— Очень нравится. Мне всюду нравится, где ты со мной. Только это рисовое поле следовало бы почистить — и вам, господин китаец, причесаться.

Она встала:

— А как же насчет завтрака? И китайцы есть хотят.

— Я сейчас. Дома только хлеб и сыр. А выходить, — судорога снова прошла по его щеке, — я бы не хотел.

Лиза перебила его:

— Тебе и не надо выходить. Я все куплю. Ты в это время накрой на стол. У меня деньги есть.

Андрей протянул ей пятьдесят франков:

— Вот, возьми еще. Это последние, но мне ведь теперь не надо.

Лиза захлопнула за собой дверь и быстро пошла по дорожке сада.

«Как холодно. Совсем не лето. И ни цветов, ни солнца».

Серое облачное небо низко спускалось над крышами домов.

На углу у самого забора стоял усатый человек в черном пальто и котелке. Он внимательно посмотрел на нее.

Ее руки похолодели.

«Нет, это ничего. Это прохожий, он гуляет. Почему бы ему и не гулять здесь?»

Она прошла мимо него, колени ее дрожали. Он, казалось, не заметил ее.

Но когда она вышла из магазина, он стоял перед витриной, с любопытством рассматривая банки консервов.

Тяжелый пакет оттягивал ей руку. Она боязливо оглянулась. Усатый человек в котелке медленно двинулся за ней.

Она, задыхаясь, вбежала по ступенькам и позвонила. Дверь сейчас же открылась.

— Так быстро, Лизочка? Ты запыхалась.

— Я хотела скорее домой, к тебе.

Андрей взял у нее пакет:

— Какой большой. Тебе было трудно нести?

Она все еще тяжело дышала.

— Нет, но я бежала. У нас так хорошо, на улице холодно, противно.

— Ты никого не встретила? — спросил он озабоченно.

Лиза сняла пальто.

— Никого. Или нет, дай подумать. Встретила. Одну кошку и двух грачей.

Андрей успел причесаться и переодеться в новый, незнакомый Лизе костюм.

Лиза оглядела его:

— Какой ты элегантный, Андрей. Ну, идем завтракать.

В столовой все было убрано и стол накрыт. Андрей развернул пакет.

— Хорошо, что ты так быстро вернулась, мне без тебя опять страшно стало.

Лиза погладила его волосы.

— Не надо, не надо, — заторопилась она. — Смотри, что я принесла.

Они сидели за столом, не рядом, а напротив, чтобы лучше видеть друг друга.

Лиза положила себе кусок курицы на тарелку.

— Я никогда не ела такой вкусной курицы.

Она подняла стакан.

— Я никогда не пила такого вкусного вина.

— А я никогда не видел у тебя такой прелестной улыбки и таких прозрачных глаз.

Она засмеялась, тряся головой. Светлые волосы запрыгали вокруг ее лба.

— Это оттого, что я счастлива. — Она задумалась. — Знаешь, Андрей, я где-то читала, что Гёте в старости спросили, сколько времени он был счастлив за всю жизнь. Он ответил: «Семь минут». А я уже счастлива четыре часа, с той секунды, как я вошла к тебе утром. Это достаточно для целой жизни, это, может быть, даже слишком много.

Она вздохнула:

— Такое счастье трудно перенести. Слишком хорошо. Ведь ты тоже счастлив?

Он молча кивнул. Лицо его было повернуто к окну. Его темные глаза блестели, губы улыбались. Свет падал на его порозовевшие щеки. Ей казалось, что это не свет, а отблеск счастья, молодости и силы.

— Какой ты молодой, — сказала она грустно.

Он рассмеялся:

— Но ведь ты на два года моложе.

— Да. И ты всегда казался мне старше, а теперь я вижу — ты совсем мальчик. Налей мне еще вина.

Она, улыбаясь, пила. Голова ее устало склонилась.

— Ах, как я счастлива, счастлива, счастлива, — вздохнула она.

Он наклонился к ней через стол:

— Ты устала?

Она положила руку на стол и опустила на нее голову:

— Ужасно устала.

— Тебе надо лечь.

— Нет, только не спать. Мне жаль проспать хоть одну минуту. Ведь так мало осталось.