Элита. Незаконченное дело

Я начала плакать. Я не чувствовала, что правосудие на моей стороне. То есть я знала, что они не собираются давать мне медаль, но чувствовала себя… плохо, как будто они сомневались во мне и моей теории. Я понимала, что они считали это бессмыслицей, что есть люди, которые каждый день совершают самоубийство, есть люди, которые каждый день исчезают. Но меня беспокоило то, что казалось, будто все сомневаются во мне. Инспектор сказал, что хочет оставить письмо у себя. Я отказалась, а он воспринял это как оскорбление. Предложила ему сделать ксерокопию. «Мы не можем проанализировать ксерокопию, девочка». И это «девочка» ранило до глубины души. Правосудие, закон, полиция… все не так в этой стране. Я чувствовала себя загнанной в угол. Мелена положила руку мне на ногу в качестве ласкового жеста или чтобы успокоить, не знаю. Я больше не умела читать жесты других. Я видела только кучку глупцов, сомневающихся в том, что для меня было очевидно. Я встала, ударилась головой о стол и извергла из себя множество комментариев, похожих на насмешки. Я чувствовала себя хорошо… хотя это чувство было недолгим. Я сказала им, что они кучка некомпетентных глупцов, что они слепы. Что им не удалось раскрыть дело Марины и что это дело так же пройдет мимо, без позора и славы, и что они – фашисты, которые хотят только есть из общего котелка. Скрывать было нечего. Другого пути не было.

Глава 5

Когда открывалась дверь в доме Жанин, ее мать никогда не знала, в каком эмоциональном состоянии ворвется дочь. Будет ли она молчать? Нет, никогда. Улыбнулась бы она и обняла ее? Она боялась, что и этого не сможет… Она может прийти с одним из своих разнообразных приступов пищевого голода – она будет сметать все, что попадется под руку, ну да ладно. Но чаще всего она поднималась по лестнице в свою комнату с комом в горле, сдерживая слезы. Так было и в этот раз. Единственным отличием от других случаев, когда девушка возвращалась домой в состоянии крайней печали, было то, что на этот раз за ней бежала Мария-Елена, которая, учитывая скорость и то, что она шла позади, была похожа на призрака Каспера больше, чем когда-либо.

Оказавшись в комнате и закрыв дверь, Жанин вошла в новый цикл под названием «быстрый многословный монолог». Она говорила все, что было у нее в голове, но в ускоренном темпе, используя такие обороты речи, которые Мелена не совсем понимала, но которые она все равно постоянно поддерживала словами «да», «ясно», «ага» и другими вспомогательными фразами, чтобы Жанин понимала, что Мелена здесь и следит за разговором, если это можно так назвать.

Жанин сняла пиджак, села поудобнее, и, опустившись на пол, посмотрела на озадаченную Мелену, которая застыла с выражением покерфейса, и промурлыкала:

– Ты думаешь, я сошла с ума? По-твоему, я выгляжу сумасшедшей?

– Да ладно, Жанин, о чем ты, черт возьми, говоришь?

– Ты думаешь, я сумасшедшая сука?

– Нет, дорогая. Ты странная, ты всегда была странной, и немного сумасшедшей… Я бы сказала, что ты хорошая сумасшедшая, да…

– Ага.

– Я имею в виду… не сумасшедшая, чтобы лечить тебя. Неважно.

– Я знаю, что ты меня слушаешь, но у меня такое чувство, Мелена, что у тебя проблемы с пониманием.