Элита. Незаконченное дело

– Да, мэм?

– Очки для чтения.

– Одну минуту.

Дорис поспешила уйти. Ей понадобилось тридцать секунд, за которые напряжение в большом зале можно было увидеть, почувствовать, разрезать ножницами… Для Жанин эти секунды были словно четыре часа. Девушка принесла женщине очки. Она надела их и немного отодвинула письмо от лица. Она начала читать, и примерно через три строки ее мимика и броня благородства и дистанции сломались, показав человечность матери, потерявшей сына-подростка. Она плакала. Она оставила письмо на столе.

– Я не могу продолжать, это кажется слишком… слишком… личное? Что ты хочешь, дитя? Зачем ты пришла?

– Прочитайте его, правда, пожалуйста…

Жанин так и подмывало сказать что-то вроде «сделайте это для Марио», но она остановила себя. Это казалось слишком дешевым эмоциональным шантажом. А тому, что не было дорогим, не было места в этом особняке.

– Я не хочу читать дальше. Если ты не возражаешь…

Она подняла одну из своих рук, указывая в направлении выхода.

– Дорис, девушка уходит!

Жанин покорно встала. Она не могла заставить леди следовать своей гипотезе, но она могла заставить ее выслушать ее. Тогда она взяла письмо и, подойдя ближе, объяснила свою теорию.

– Марио никогда бы так не поступил. Вы знаете это.

– Дорис!

Дорис снова вошла, немного растерянная и вытирая руки.

– Проводи молодую леди до двери.

– Послушайте меня, пожалуйста! Я не очень хорошо его знала…

– Не зная его, ты разрушила его жизнь, девочка.

Последняя фраза была словно выстрел в затылок. Но она не хотела вступать в абсурдный спор в защиту своих обстоятельств, ее задача была в другом.

– Он бы этого не сделал! Не так…

Мать резко встала, как будто диван вдруг загорелся, с прыжком, не свойственным человеку ее возраста. Ее глаза раскрылись шире, показав небесно-голубой цвет с другой планеты. Но как бы прекрасны они ни были, в них плескался гнев.

– Что ты знаешь о моем сыне? Что?

– Немного, но я знаю, что он никогда бы не покончил с собой. Особенно так. Чтобы так закончить… Я не верю в это. Вы можете верить мне или придерживаться другого взгляда, как все остальные, но Марио был убит.

– Убирайся сейчас же, или я вызову полицию. У меня под столом есть кнопка, которая заставляет их приехать, без моего объяснения… Ты не знаешь, с кем играешь.

– Позвоните в полицию, конечно, позвоните. И скажите, чтобы они подняли свои задницы. Они ничего не делают. Они отложили дело вашего сына, потому что им лень. Марио был убит.

Разговор разогнался от нуля до сотни по шкале криков и повышенного тона. Дорис наблюдала за спором, как за игрой в пинг-понг, и попыталась взять девушку за руку, чтобы вывести ее, но ее «пожалуйста, пойдемте со мной» было полностью омрачено тоном произнесенных слов.

– Тебе повезло, что мой муж в отъезде, иначе я бы влепила тебе пощечину прямо здесь…

Жанин расслабилась, кивнула и пошла по коридору, оставив беспомощную леди, потерпевшую кораблекрушение в неконтролируемом море слез и надоедливых соплей. Но перед уходом она вернулась и из невинности и жажды абсолютной правды сказала:

– Я просто хочу справедливости для вашего сына. Что случилось, то случилось. Мы не ладили, это правда. Но он был важен для меня, и я хочу, чтобы справедливость восторжествовала… Вы можете это понять?

Мать Марио посмотрела на нее в последний раз, откинулась в кресле и ничего не сказала. Жанин снова почувствовала, что проиграла битву, и с достоинством покинула комнату. У двери Дорис на секунду остановила ее, взяв за руку.

– Он был хорошим мальчиком. Я тоже не думаю, что он это сделал. Он был темпераментным, но у него было доброе сердце.

Жанин кивнула и слабо улыбнулась, прежде чем уйти, благодарная тому, что хоть один человек, даже один, согласился с ней. Жаль, что доверие ей оказывает не тот человек. Жаль.

Я попыталась, Марио. Я снова попыталась.

Глава 7

– Я ухожу! – тихо проговорила Паула, закончив наливать воду из автомата в графин.

– Куда? – спросила Даниэла, не задумываясь. – Боюсь, тебе еще долго до пятнадцатиминутного перерыва.

– Нет, я действительно ухожу.

– Ага. Это нормально. Иди поговори с отделом кадров. Что ты хочешь мне сказать?

– Ты такая грубая! – Паула не могла сдержаться.

– Извини?

– Ты всегда так усложняла мне жизнь. Что происходит? Почему? А?

Даниэла, не отвечая девушке, слегка улыбнулась, лишив стажера всякого доверия. Она не ответила, фыркнула и продолжила заниматься своими делами. Паула уже обсудила это с матерью и узнала, что объективно Даниэла, черствый менеджер из Аргентины, лишенная способности улыбаться, не была гарпией, но и не облегчала жизнь девушки. Не потому, что она посылала ей миллионы заданий, более свойственных подсобному рабочему, а потому, что никогда не делала доброго или благодарного жеста и того, к чему Паула, будучи избалованным ребенком, взывала всеми своими стараниями.