Елизавета I Австрийская

«Если дело пойдет так и дальше, — пишет ему в ответ Елизавета, — то пруссакам вскоре придется отступить до самого Берлина. Мне давно не терпится услышать твое мнение о происходящем непосредственно из твоих уст. Умоляю тебя, приезжай поскорее»[281]. Однако через некоторое время события в войне принимают иной оборот: Вейсенбург, Вёрт, Шпихерн, Марс ла Тур — все это названия населенных пунктов, в сражениях при которых Пруссия одерживает убедительные победы. При венском дворе царит глубокое разочарование, ведь здесь уже всерьез подумывали о том, чтобы при благоприятном стечении обстоятельств вступить в войну на стороне Наполеона. А теперь, когда одно за другим приходят сообщения об успехах Пруссии в войне, придворные не на шутку испуганы тем, что после победы над Францией пруссаки могут вновь повернуть штыки против Австрии и на сей раз разгромить ее окончательно. «Но мы ведь еще продержимся хотя бы несколько лет, пока до нас дойдет очередь, не так ли?» — спрашивает мужа встревоженная Елизавета

[282]. Больше всех потрясена эрцгерцогиня София, которая на склоне лет получает еще одно доказательство того, что всем ее честолюбивым планам объединения Германии под эгидой Австрии не суждено осуществиться. Положение усугубляется также предстоящим аннулированием конкордата, в подписании которого была и ее большая заслуга. Находясь в подавленном настроении, она жалуется юному кронпринцу на тяжесть обрушившихся на страну бед и, в частности, замечает: «Я очень рада тому, что на этот раз Бавария сумела отличиться, однако я не могу не выразить искреннего сожаления по поводу того, что близкие к нам по происхождению баварцы не поступили точно так же еще в шестьдесят шестом году, ибо тогда им не пришлось бы отчаянно бороться и проливать кровь за свою независимость и самостоятельность»[283]

. Вскоре события приобретают еще более трагический оборот. 1 сентября капитулирует Седан, Наполеон попадает в плен, 4 сентября в Париже провозглашается республика, и императрице Евгении приходится, сломя голову, бежать из Франции. Франц Иосиф до глубины души потрясен разразившейся катастрофой и называет «совершенно незаслуженным военное счастье короля Пруссии с его высокомерием, жадностью и мнимым величием»[284]. В ответном письме супругу Елизавета подчеркивает: «Сообщение о провозглашении Франции республикой не явилось для меня неожиданностью, скорее наоборот, я удивляюсь тому, что это не случилось раньше. Надеюсь, что в следующем письме ты сообщишь мне подробности бегства императрицы Евгении, меня они очень интересуют…»

[285]

Ужасная война и ее трагические последствия глубоко волнуют эрцгерцогиню Софию и она искренне сочувствует Луи Наполеону и его супруге[286]

. Воспоминания о событиях войны 1866 года настолько живы в памяти матери императора, что она совсем забывает о том, какой вред в 1859 году Наполеон причинил Австрии, а также о его роли в драматической истории гибели ее сына, императора Мексики. По-видимому, все дело в том, что поражение в битве при Кениггреце, наряду со многими другими последствиями, подорвало ее влияние на императора и на министров австрийского правительства, а с этим она, будучи очень честолюбивой женщиной, не может смириться даже в преклонном возрасте.

Происходящие события неожиданным образом отразились и на судьбе баварских родственников Елизаветы. 20 сентября происходит вторжение армии объединенного Итальянского королевства в Рим. В результате король и королева Неаполя, которые, находясь в Риме, плели нити заговора против Италии, вынуждены спасаться бегством. Отныне им приходится скитаться по разным странам в надежде на то, что когда-нибудь они смогут вернуться на трон в Неаполе. Итак, исход войны предрешен, и императрица полагает, что вскоре должен наступить мир. В глубине души она даже немного гордится успехами Пруссии в войне с Францией, главным образом потому, что в ней отлично зарекомендовали себя ее земляки баварцы. Во всяком случае теперь можно с полной уверенностью сказать, что в противостоянии между Пруссией и Францией Австрия больше не примет никакого участия. У Елизаветы появляется надежда на то, что вскоре она сможет вместе с детьми спокойно отправиться в Меран[287].

Поездка императрицы через Зальцбург, Куфштейн и Инсбрук, в котором Елизавета еще ни разу не была, напоминает триумфальное шествие. На протяжении всего пути по вечерам на вершинах холмов горят костры. Во время роскошного приема, ожидающего Елизавету на вокзале в Инсбруке, императрица замечает большую собаку[288] и тут же отдает все свое внимание человеку, который ведет ее на поводке. Она делает многозначительный жест в его сторону, и уже на следующий день собака принадлежит ей. В Меране Елизавета останавливается на вилле Трауттмансдорф, все стены которой увешаны старинным оружием и портретами предков знаменитого дворянского рода. Как утверждает четырнадцатилетняя Гизела в письме к своему брату Рудольфу[289], в этом доме можно было бы запросто играть в привидения.