Елизавета I Австрийская

17 июля, ровно в полдень, Андраши прибывает на аудиенцию к императору. Он передает Францу Иосифу письмо от Елизаветы, а затем в течение полутора часов откровенно излагает ему свои взгляды и уговаривает императора поговорить прежде всего с Деаком. На это Франц Иосиф отвечает ему, что уже пригласил к себе Деака, и в связи с этим просит Андраши не уезжать, не дождавшись окончания этой встречи.

Ранним утром следующего дня он сообщает своей жене о результатах беседы с Андраши[182]: «Мне бросилась в глаза известная неопределенность его высказываний, к тому же он, как мне кажется, недостаточно учитывает интересы других частей империи. У него слишком большие запросы, а предложить он может значительно меньше, чем того требует переживаемый нами критический момент… Он производит впечатление делового, честного и в высшей степени одаренного человека, но я опасаюсь, что он не располагает достаточными силами и средствами для осуществления своих замыслов и в случае их крушения может в соответствии с его конституционалистскими взглядами покинуть свой пост и оставить меня один на один с крайне левыми. Но прежде, чем принять решение, я еще должен побеседовать со Стариком, потом с обоими вместе.

Благодарю тебя за подробное описание виллы Кохмайстер, которая, должно быть, очень красивая. Вот только мне не нравится застекленная дверь в твоей комнате, через которую могут подглядывать в то время, когда ты, например, умываешься. Распорядись, чтобы на нее повесили большую занавеску.

А еще я очень прошу тебя поберечь свое здоровье, иначе ты можешь опять серьезно заболеть, что было бы просто ужасно. Крепко целую тебя. Твой преданный муж». Елизавета, как и ее супруг, пишет письма каждый день, и это очень радует Франца Иосифа, потому что, по его собственным словам, жена и дети являются в эти дни его единственным утешением.

19 июля в семь часов утра на аудиенцию к императору наконец-то прибывает Франц Деак. Он приехал в Вену инкогнито, остановился в весьма скромном отеле «Хазен» в Майдлинге[183] под фамилией адвоката Ференци, что явно указывает на причастность ко всей этой истории одной из ближайших помощниц императрицы. Наконец, в Хофбург он приезжает в обыкновенной пролетке. «Мы целый час подробно и откровенно обсуждали с ним самые разнообразные вопросы, — сообщает Франц Иосиф своей супруге[184]

. — Я никогда не видел его таким спокойным и уверенным в себе. Он рассуждает гораздо яснее, чем А., да и о прочих частях империи он думает больше. Правда, после беседы с ним у меня сложилось такое же представление об обстановке, как и после разговора с А…. Деак покорил меня своей честностью, открытостью и гибкостью в подходах к сложнейшим проблемам, а также укрепил меня в убеждении, что, не будь этой неудачной войны, я бы уже в ближайшее время сумел найти общий язык с ландтагом. Вот только мужества, решительности и терпения моему собеседнику по-прежнему не хватает. От встречи с А. он решительно отказался и уже в одиннадцать часов уехал из Вены, так же незаметно, как и приехал. Сегодня я намерен еще раз поговорить с А., уже хотя бы для того, чтобы не прерывать отношений с ним, ибо, как только позволит обстановка, я все-таки попробую воспользоваться его услугами… Однако сейчас мне снова пора браться за работу. До свидания, дорогая Сиси. Целую и обнимаю тебя и детей. Твой горячо любящий тебя Малыш».

Тем временем наступление прусской армии продолжается. Король Вильгельм 18 июля разворачивает свою штаб-квартиру в Никольсбурге, а из Вены уже видны сторожевые огни пруссаков. Франц Иосиф не теряет надежды на успех начавшихся переговоров о перемирии и с трепетом ждет их окончания. К тому же он обеспокоен состоянием здоровья своей супруги, которое, по его мнению, «вновь постепенно ухудшается». Он надеется, что в случае подписания соглашения о перемирии, императрица с детьми сможет снова отправиться в Ишль, где он хоть изредка будет навещать ее. «Пожалуй, — признается император в письме, подписанном «твой бедный Малыш»[185], — и мне не повредит денек отдыха».

Наконец перемирие подписано, и стороны начинают готовится к мирным переговорам. «Переговоры обещают быть трудными, — замечает Франц Иосиф, — прежде всего потому, что прусский король опьянен достигнутым успехом… Я всем сердцем взываю к божьей милости, ибо при том плачевном состоянии, в котором находится Северная армия, и ужасных потерях не может быть и речи об успешном продолжении военных действий»[186]. Император признает, что с Венгрией надо что-то решать. Однако он откладывает все решения до полной нормализации обстановки. По его мнению, спешка в решении вопросов государственного устройства Венгрии может оказаться вредной, и при этом должны быть учтены интересы и других составных частей империи.