Елизавета I Австрийская

До убийства Максимилиана императорская чета собиралась по приглашению Наполеона съездить в Париж. Однако тогда Елизавета отказалась[222]

. Теперь же этот вопрос отпал сам собой. Совершенно очевидно, что император Франц Иосиф сейчас не может ехать в Париж, ведь именно Наполеон вовлек его брата в авантюру, которая закончилась столь трагически. Вместо этого сам Наполеон со своей супругой императрицей Евгенией намеревается прибыть в Зальцбург. Барон Бейст, мечтающий о сближении Австрии и Франции, очень рассчитывает на то, что Елизавета тоже приедет в Зальцбург. Ему известно о давнем желании Евгении познакомиться со своей прекрасной коронованной соперницей. Однако Елизавета по-прежнему возражает против этого, ссылаясь на свое плохое самочувствие. «Кажется, — пишет она своему мужу, — я снова жду ребенка. В таком неопределенном положении мне не до гостей. Мне так плохо, что я, кажется, могла бы плакать целыми днями. Ты мое единственное утешение, мне очень тебя не хватает. Мне все немило, не хочется ни ездить верхом, ни гулять. Почему бы тебе не приехать ко мне? Какие у тебя могут быть сейчас дела в Вене? А может быть, ты нашел себе в Лаксенбурге такого интересного собеседника (вот только знать бы, какого), что никак не можешь с ним расстаться??»[223]

Здесь же Елизавета иронически замечает, что Францу Иосифу, вероятно, очень нравится давать аудиенции, особенно когда на встречу с ним напрашиваются красивые девушки. Император оправдывается как может, а затем всерьез просит свою супругу, если ей позволит здоровье, согласиться на поездку в Зальцбург, «исходя из государственной необходимости». Елизавета с большой неохотой дает согласие. Так дело доходит до встречи, которая привлекает к себе внимание всего мира не только по политическим соображениям, но и потому, что всем уже давно не терпится увидеть вместе двух прекрасных императриц, Елизавету и Евгению. Наконец-то появится возможность определить, кто из этих двух очаровательных женщин более достоин звания королевы красоты.

Жители Зальцбурга устраивают императору Франции весьма прохладный прием. Только жесткий приказ императора вынуждает власти города организовать более или менее торжественную встречу гостей. Все с любопытством разглядывают двух императриц и с удивлением отмечают, что Евгения, которая не может похвастаться знатным происхождением, почти не уступает Елизавете природной способностью держаться естественно и благородством черт лица. Однако в целом наблюдатели единодушны в том, что Елизавета превосходит свою напарницу по всем статьям. Красота австрийской императрицы сочетается с таким обаянием и с такой милой непосредственностью, что с ней не может сравниться никто, даже обворожительная императрица Франции. Не остается незамеченным и то, что Евгения на целую голову ниже Елизаветы, а ее парижские наряды с кокетливо подшитыми юбками открывают маленькие ступни ног. Это никак не вяжется в сознании австрийцев с образом настоящей императрицы.

Франц Иосиф и Елизавета не скрывают своей радости, когда заканчивается вереница приемов и торжеств при двадцати четырех градусах тепла в тени. Да и без того императора отнюдь не прельщала необходимость проводить время в обществе «законченного негодяя», как он величает Наполеона. Между Елизаветой и Евгенией, в свою очередь, сложились в целом неплохие отношения, однако ни о какой особой близости, якобы возникшей между ними по рассказам придворных и журналистов, не может быть и речи. Кроме красивой внешности, у них нет ничего общего. Австрийская императрица совершенно равнодушна к Евгении, а та чувствует себя неловко в обществе Елизаветы в силу своего незнатного происхождения. Тем не менее, она ведет себя по отношению к Елизавете вполне тактично и с должным почтением, при этом не теряя собственного лица.

Проводив гостей из Франции, Елизавета отправляется в Цюрих, где ее ждет встреча с сестрой Марией, королевой Неаполя, и с супругами Трани. Однако из-за разразившейся вскоре эпидемии холеры сестрам приходится переехать в Шаффхаузен, где они наслаждаются созерцанием знаменитого Рейнского водопада. Императрица по-прежнему неважно чувствует себя и все больше убеждается в том, что ей следует в ближайшее время ожидать очередного прибавления в семействе. Она ужасно тоскует по своим любимым детям, от которых без ума весь императорский двор и которых ландграфиня Фюрстенберг со свойственной ей язвительностью называет настолько милыми и приятными созданиями, что иногда кажется, будто у них есть только отец[224]. Как видно, придворные дамы из окружения эрцгерцогини Софии уже не могут избавиться от глубоко укоренившихся в них предубеждений.