Согласно древнему обычаю, Елизавета должна собственноручно привести в порядок мантию святого Штефана, которую во время коронации наденет Франц Иосиф, а также заштопать чулки и сделать вкладыш для короны, которая немного велика ее супругу. За этим занятием ее застает известие о внезапной кончине Матильды, восемнадцатилетней дочери эрцгерцога Альбрехта. Пытаясь спрятать от отца запретную сигарету, она нечаянно подожгла свое легкое батистовое платье и через несколько мгновений была охвачена пламенем. Несчастье повергло в траур весь императорский двор, однако коронационные торжества уже в самом разгаре, и их нельзя ни перенести, ни отменить.
Вечером 7 июня в офенской церкви проходит генеральная репетиция предстоящего торжества, во время которой Елизавета не может удержаться от язвительных замечаний по поводу чересчур помпезной, на ее взгляд, церемонии коронации. В тот же день императрица впервые примеряет великолепное, расшитое серебром белое парчовое платье с корсажем из черного бархата, украшенное полевыми цветами и усыпанное драгоценными камнями. Это чудо-платье, сшитое лучшими портными Парижа, обошлось императорской казне в сравнительно небольшую сумму 5 тысяч франков. Увидев свою супругу в новом наряде, император приходит в такой восторг, что, не удержавшись, нежно целует Елизавету в лоб.
В семь часов утра 8 июня из ворот королевского замка выезжает длинная вереница роскошных экипажей и богато одетых всадников на великолепных лошадях с позолоченной сбруей. В торжественном шествии участвуют практически все представители знатнейших аристократических семейств Венгрии, приехавших засвидетельствовать свое почтение императорской чете, а заодно и продемонстрировать великолепие своих нарядов и занимаемое ими высокое положение в венгерском обществе. Император, в форме венгерского маршала, едет верхом, а императрица, одетая в венгерские национальные одежды, с усыпанной бриллиантами короной на голове, сидит в карете, запряженной восьмеркой лошадей и двигающейся в окружении рослых лейб-гвардейцев на белых конях. Все это необыкновенно красивое зрелище невольно напоминает о временах расцвета венгерской монархии в средние века.
У Елизаветы, известной своими достаточно прогрессивными взглядами, вся эта церемония поначалу не пробуждает сколько-нибудь возвышенных чувств, однако постепенно, и она проникается торжественностью переживаемого момента. На глаза у нее наворачиваются слезы, когда в соборе исполняющий обязанности вице-короля граф Андраши, привлекающий к себе всеобщее внимание своим величественным видом, берет из рук архиепископа корону и надевает ее на голову императора, а затем накидывает ему на плечи мантию святого Штефана. Наконец, когда, согласно старинному обряду коронации венгерских королев, корону держат над ее плечом, императрица окончательно забывает об усталости и о своей неприязни к любым церемониям, а испытывает лишь трепетное чувство личной причастности к величайшему событию в истории отношений двух народов и благодарности за искреннюю любовь к ней, заключенную во взглядах всех участников коронации. Чарующие звуки церковного песнопения, возносящего хвалу Господу, проникают глубоко в сердце императрицы. В конце церемонии, когда наступает момент для внесения пожертвований на нужды церкви и императорская чета кладет на золотой поднос две массивных золотых монеты со своими портретами, оба главных виновника торжества растроганы до глубины души. А когда Франц Иосиф и Елизавета направляются к выходу из собора, участники церемонии приветствуют их многоголосыми криками «ура» и «виват». В то время как император садится на коня, чтобы в сопровождении представителей знати и высших чинов церкви отправиться к трибуне для произнесения торжественной клятвы и затем на так называемый «Коронационный холм», а министр финансов бросает в толпу тысячи золотых и серебряных монет, Елизавета быстро переодевается в более легкое платье из мягкого тюля и на пароходе переплывает через Дунай к расположенному на противоположном берегу старинному королевскому дворцу, из окон которого очень удобно наблюдать за дальнейшим ходом коронационных торжеств. Внимание императрицы в первую очередь привлекают не живописные наряды феодальной знати, а великолепные лошади, на которых скачут их хозяева. Ей с трудом удается сдержать улыбку, когда она видит, как при звуках оглушительного артиллерийского и ружейного салюта два незадачливых епископа, впервые в жизни оказавшихся в седле, не удержавшись на лошадях, падают на землю.