Естественно, и Сенат, и московские власти исполнили высочайшую волю без промедления. 29 декабря курьер Яков Зверев вручил ордер майору Дешличу. К ночи о решении императрицы узнала вся округа, а на другой день Поляков официально известил о нем жителей Ильинского, после чего военная команда убыла на постоянные квартиры. Репнинские крестьяне с восторгом отпраздновали победу, пока императрица с тревогой ожидала развития событий. Ее демарш конечно же насторожил помещиков. Однако процесс налаживания диалога между двумя сословиями не успел начаться, ибо теперь крепостные были готовы бороться за поголовный переход из помещичьих в дворцовые. Увы, личностный фактор повлиял на превращение крестьян, увидевших в императрице авторитетного покровителя, из пассивной и аморфной массы в активную и организованную, идущую к цели напролом.
Выкупом репнинского имения Елизавета Петровна, не желая того, выпустила джинна из бутылки. Прецедент воодушевил крестьян соседних сел, в первую очередь демидовских. Уповая на продолжение царского патронажа, знамя восстания подхватили жители села Ромодановского с прилегающими деревнями (2268 душ). На Святой неделе 1752 года в деревне Игумново стихийно сформировалась инициативная группа — крестьяне Горох, Рыбка и Петров. 1 апреля названная троица уломала старосту Алексея Бурлакова провести собрание крестьян официально «для дележа господского хлеба», а фактически для решения вопроса, как «на помещика просить, как бы от него отойти и быть дворцовыми, как и бывшия князя Репнина Оболенской волости крестьяня от оного помещика их отошли».
На следующий день на сходе в Ромоданове мужики двадцати восьми сел и деревень единодушно проголосовали за программу действий (большинство охотно, меньшинство под угрозой расправы) и выбрали исполком в составе девяти человек, а в воскресенье 5 апреля при содействии ромодановских священников в церкви присягнули на верность принятому решению, «чтоб помещика их не слушать и, ежели по челобитью того помещика их из города для взятья их… прислана будет команда или полки, тоб, пока по челобитью их указ о приписке ко дворцу воспоследует, не даватца и друг за друга стоять».
Комитет развил бурную деятельность: на Фоминой неделе наладил контакт с ильинскими крестьянами, один из которых, Ермолай Кондратьевич Позняков, вскоре приехал в Ромоданово рассказать об успешном опыте своих земляков, а другой, Тимофей Иванович Епифанов, позднее находился в очаге восстания, наблюдая за сражением ромодановцев с военными. Среди отставных служивых крестьянские вожди отыскали гвардейца-семеновца Сидора Дмитриевича Дмитриева, который согласился обучить мужиков, как «стоять противу команд з дубинами, шеренгами, и наперед велел противиться бросаньем каменьями, а потом дубинами и протчим дреколием». Позаботились лидеры и о запасах вооружения — жердей, дубин, кольев, копий, кос и камней, ведя учет каждому найденному ружью (всего 12 штук), а еще демонстративно разорили принадлежавший Демидовым Выровский завод.
Восемнадцатого апреля в Санкт-Петербург с челобитной императрице отправились три делегата — Федор Клементьевич Горелой шестидесяти лет, его ровесник Семен Алфимов и сорокалетний Тимофей Лазаревич Воробьев. Прорваться к государыне им не удалось, несмотря на помощь репнинцев Ермолая Познякова и Петра Черкасова. Первых двух ходоков вместе с Позняковым взяли под стражу утром 12 мая, на второй день пребывания в Санкт-Петербурге; третий, разминувшись по дороге с товарищами, прожил в городе неделю и попался в руки полиции во дворе Н. Ю. Трубецкого 13 мая. 21-го числа арестантов, за исключением Познякова, высекли кнутом, заковали в кандалы и под конвоем отослали в Калугу.