Елизавета Петровна

Едва ли названные члены Синода сомневались в том, какой будет высочайшая резолюция на поданной бумаге. Недаром же Иван Шувалов принял все замечания Церкви и 17 февраля 1757 года отправил исправленный вариант «Опыта о человеке» на апробацию переяславского епископа и архимандрита Воскресенского Новоиерусалимского монастыря Амвросия Зертис-Каменского. Владыка возглавлял синодальную контору в Москве, и от него зависело, когда рукопись Поповского пойдет в набор в типографии Московского университета. Однако архиереям пришлось пережить не торжество, а шок. Вместо царского указа в конце старого или в первые дни нового года Санкт-Петербург наводнили листы с виршами:

Не роскошной я Венере,Не уродливой ХимереВ имнах жертву воздаю:

Я похвалну песнь поюВолосам, от всех почтенным,По груди распространенным,Что под старость наших летУважают наш совет.

Борода предорогая!Жаль, что ты не крещенаИ что тела часть срамнаяТем тебе предпочтена…

Обычно о знаменитом «Гимне бороде» Ломоносова вспоминают в связи с цензурными искажениями, которым Церковь подвергла «Опыт о человеке» Николая Поповского: вроде как придирки духовенства рассердили учителя, и тот отомстил за ученика. Версия с защитой «Ежемесячных сочинений» не рассматривается по причине давней вражды академика с Миллером. Тем не менее гимн — прежде всего акт солидарности с теми, кто проповедовал «множество миров», чего автор нисколько не скрывал, посвятив центральной теме целую строфу:

Естли правда, что планетыНашему подобны свету,Конче в оных мудрецыИ всех пуще там жрецы

Уверяют бородою,Что нас нет здесь головою.Скажет кто: мы вправды тут,В струбе там того сожгут.

Учитывая, что патрон Ломоносова Иван Шувалов капитулировал перед Синодом практически без боя, а судьбу Миллера царица еще не решила, сатира о бороде, хотел того Михаил Васильевич или нет, приобретала важное политическое значение, давая редактору научно-популярного журнала шанс одолеть Синод в неравном поединке. А расчет здесь простой: если группа архиереев спорит с одним Миллером, последнего, нерусского и неправославного, можно обвинить в том, что он нападает на Церковь либо из личной неприязни, либо в угоду иностранным державам. И тогда власть должна покарать заносчивого склочника, а то и чужеземного агента. Если же Миллер выступает в союзе с русским академиком, то налицо конфликт интересов двух общественных корпораций — духовной и ученой, который власть обязана урегулировать мирным путем.

Не случайно Кулябка с товарищами, прежде чем искать у государыни сатисфакции, постарались рассекретить имя автора «Гимна бороде», для чего, видимо, в первой половине февраля встретились с Ломоносовым и прямо спросили его, не он ли тот «школьный (образованный. — К. П.) человек», сочинивший «оной пашквиль». Ответь Ломоносов «да», и какой-то формы епитимьи ему не миновать, зато Миллер был бы спасен. «Нет» означало как минимум чистку редакции ежемесячника и введение в нем предварительной церковной цензуры. Михаил Васильевич выбрал не то и не другое, а «золотую середину»: иронией, насмешками выразил сочувствие «Имну», но автором себя не признал. Зато после свидания он написал злую и опять же анонимную эпиграмму против бородатых священников, что хуже и самих «козлят малых»… В итоге 6 марта 1757 года члены Синода потребовали у царицы отослать к ним для «увещевания и исправления» Ломоносова как подозреваемого, а не виновного в греховном проступке. И что же Елизавета Петровна?