Елизавета Петровна

Следствие продолжалось около трех недель. Генералы пообщались с Н. Ю. Ржевским и И. Мошковым (27 июля), обер-штер-кригскомиссаром флота А. Е. Зыбиным (28 июля и 1 августа), С. С. Колычевым С. В. Гагариным, «виц-ротмистром» Лилиенфельдом (29 июля), камергером К. Лилиенфельдом (29 и 31 июля), его супругой (29 и 31 июля), П. П. Гагариной и подпоручиком-преображенцем Н. П. Акинфиевым (30 июля), И. Путятиным (8—10 августа), адъютантом-конногвардейцем Л. Камыниным (12 августа), С. В. Лопухиным (14 августа), М. Аргамаковым (19 августа). Увы, ничего, кроме уже сказанного основными обвиняемыми, эти «собеседования» не выявили.

Аналогичное фиаско потерпела и тактика запугивания трех главных подследственных. А. Г. Бестужева-Рюмина после очной ставки 28 июля с И. С. и Н. Ф. Лопухиными всё-таки призналась, что слышала о намерении Ботты помочь Анне Леопольдовне, но не от него самого, а от Натальи Федоровны. Большего выбить из дам следователи не смогли ни с помощью «экскурсии» в застенок 11 августа, ни подвешиванием на короткое время на дыбу 17 августа. Ключевой вопрос следствия — что именно «марки де Бота… к ползе принцесе производить хотел» — так и остался без ответа.

Кроме двух дам на дыбу угодили отец и сын Лопухины. Степан Васильевич того же 17 августа провисел на ней «десять минут», но так и не вспомнил ни о чем, что могло бы заинтересовать следствие. Хуже пришлось Ивану Степановичу. 29 июля он вынес 11 ударов кнутом, 11 августа — девять, однако ни в чем новом не повинился. Что ж, императрица не зря колебалась три дня. Розыск зашел-таки в тупик, и ей ничего не оставалось, как нанести по возможным заговорщикам превентивный удар.

Кстати, с легкой руки иноземных посланников при русском дворе в истории закрепилось мнение, будто дело Лопухиных возникло в основном потому, что Лесток стремился через обвинение М. П. Бестужева-Рюмина в государственной измене отстранить от руководства внешней политикой России его брата вице-канцлера. Лейб-медик, организуя Бергеру и Фалкенбергу встречу с государыней, наверняка надеялся выжать из оказии максимальную пользу, понимая, насколько просто протянуть ниточку от матери И. С. Лопухина к ее близкой подруге графине Бестужевой-Рюминой, урожденной Головкиной, по первому мужу Ягужинской. Реляции дипломатов сообщают об этом, имея первоисточником конечно же откровения самоуверенного доктора. Однако судя по следственным документам, даже если Лесток и намеревался при дознании злоупотребить властью в личных целях, то царица быстро пресекла подобное развитие событий, велев не отвлекаться от поиска фактов подрывной деятельности маркиза Ботты. Комиссия лишь дважды поинтересовалась степенью осведомленности обер-гофмаршала о замыслах австрийца, оба раза у супруги сановника: 11 августа при ознакомительном посещении застенка, 17-го — в момент «виски» на дыбе. Дама не выдала мужа. Этим и закончилась попытка разоблачения заговора Бестужевых.

А пока Мардефельд, д’Альон, Петцольд и прочие иностранцы сообщали соотечественникам о скором падении вице-канцлера, Елизавета Петровна не без досады распорядилась 18 августа следствие прекратить, а судебной коллегии, сформированной в тот же день, рассмотреть его материалы и вынести вердикт. О степени раздражения императрицы собранными данными можно судить по собственноручной высочайшей ремарке на докладе комиссии:

«Сие дело мне пришло в память. Когда оная Клиленфелтова жена показала на Гагарина и жену его, то надлежит их в крепость всех взять и очную ставкою производить, несмотря на ея болезнь. Понеже, коли они государево здоровье пренебрегали, то плутоф и наипаче желеть не тле чего. Луче, чтоб и век их не злыхать, нежели еще от них плодоф ждать.

А что они запиралися, и ф том верить нелзя, понеже, может быть, они в той надежде были, что толко спросят, а ничего не зделают, то для того и не хотели признатся».

Этот пассаж часто цитируется как яркий пример жестокости дочери Петра Великого, хотя в действительности проблема заключалась в одном: привозить ли в крепость из дома на очную ставку беременную Софью Васильевну Лилиенфельд. Елизавета Петровна явно не желала причинять ей неудобства, но с отчаяния сорвалась и одобрила предложение комиссии. Свидание двух супружеских пар состоялось вечером 18 августа и опять же не открыло ничего важного.