Елизавета Петровна

Заседание сорока девяти судей продолжалось с восьми часов утра до четырех вечера 19 августа 1743 года. Работу Тайной канцелярии оценивали десять сенаторов, генерал-прокурор, псковский и суздальский архиепископы, архимандрит Троице-Сергиевой лавры, принц Гессен-Гомбургский, лейб-медик Лесток, гофмаршал Д. А. Шепелев, десять генерал-лейтенантов, 18 генерал-майоров, четыре майора гвардии. Приговор огласили ожидаемый: И. С., С. В. и Н. Ф. Лопухиных, А. Г. Бестужеву-Рюмину колесовать, И. Мошкова и И. Путятина четвертовать, А. Зыбина, С. В. Лилиенфельд обезглавить, камергера К. Лилиенфельда отставить с лишением чинов и сослать в деревню, гвардейцев «виц-ротмистра» Лилиенфельда, поручиков Н. Акинфиева и С. Колычева перевести в армейские полки соответственно капитаном и подпоручиками, Н. Ржевского высечь плетьми и сдать в матросы.

Елизавета Петровна утвердила приговор 28 августа, заменив казнь телесными наказаниями и ссылкой в Сибирь. Публичный спектакль состоялся в одиннадцатом часу утра 31 августа перед зданием Двенадцати коллегий на Васильевском острове. Секретарь датского посольства Ян Куфут довольно подробно описал церемонию в реляции от 3 сентября: «Прошлой среды была эксекуция находившимся под арестом персонам… Старой Степан Лопухин, которой генералом-лейтенантом и каммергером был, и колесован быть имел, вместо того на эшефоте 15 ударов кнутом получил, и язык у него урезан. После него обе госпожи — обер-гофмаршал-ша графиня Бестужева и каммергерша Лопухина — на эшефот же взведены, и вместо колесования (к чему они осуждены были) каждая из них по 10 ударов кнутом получила, да и у каждой равномерно ж язык урезан. Потом молодой Иван Лопухин, которой подполковником был, на эшафот же взведен и вместо колесования також 15 ударов кнутом получил, и язык у него урезан. Князь Путятин, бывшей в гвардии капитаном, да Иван Мошков, которой еще действителным порутчиком в гвардии ж был, и которых обоих четвертовать приговорено было, вместо того каждой по 20 ударов кнутом получил. Однакож у них обоих языки не резаны. Обер-штер-кригскамисар от флота Александр Зыбин вместо отсечения головы токмо ординарными плетми на ашафоте штрафован. И каммергерша Софья Лилиенфелтова, которой голову отрубить приговорено, также плетми, как скоро она от своего бремя разрешится, наказана будет. По учиненном им наказании тотчас они все в простые руские телеги посажены и в назначенные им в Сибирь места, которые не имянованы, в сылку повезены… А протчие в том же виновные так наказаны, как в манифесте явствует».

Третьего сентября императрица разрешила Софье Лилиенфельд с мужем жить до родов не в крепости, а дома. Спустя почти три месяца, 29 ноября 1743 года, государыня и вовсе избавила женщину от плетей, а 1 июля 1744-го, накануне отъезда супругов в Томск, подтвердила отмену телесного наказания. Это лишний раз свидетельствует, что на громкую расправу она пошла не из жестокости, а по политической необходимости. Репрессия была рассчитана больше на резонанс в Европе, чем на запугивание собственных подданных. Елизавете Петровне требовалось ошеломить и смутить двух монархов, подозреваемых ею в манипулировании Боттой, — королеву Венгрии Марию Терезию и прусского короля Фридриха II, при дворе которого теперь служил маркиз: если они готовили свержение дочери Петра Великого, пусть задумаются, что ей известно, и по зрелом размышлении откажутся от своих планов. Характерна деталь, которая почему-то игнорируется историками: 1 сентября 1743 года по высочайшему соизволению комиссия допросила католического патера Феликса, с июня жившего в Петербурге, на предмет его знакомства — нет, не с Лопухиными и Бестужевыми, а с Боттой. Удовлетворить любопытство следователей священник не смог, и 5 сентября царица велела тотчас выслать его за кордон, что и было исполнено спустя неделю^{42}.