Элвуд Роклан. Возвращение домой

Олио стоял заложив крепкие руки за спину и опустив взгляд. Как было бы здорово действительно вернуться домой забыв всё произошедшее за последние дни словно дурной сон. Но еле слышный голос где-то глубоко внутри, с насмешливой грустью нашёптывал вопросы, тем более досадные от своей объективности. Вернуться куда? Туда, где тебя считают каким-то то ли дефектным, то ли ущербным? Где это видано, чтобы гном попадая в родные подземелья предков, бился в истерике и терял сознание? И что он хочет забыть? Глаза того мальчишки — охранника? Так ведь всё равно не получится. Или выкинуть из памяти двух людей, встретивших его, изгоя на положении невольника, с искренним, исходящим от больших и добрых сердец теплом? Тоже вряд ли выйдет! Правда, если сейчас развернуться и уйти, можно больше не опасаться встречи с жутким незнакомцем, от воспоминания о холодном голосе и мелькнувшем силуэте которого, подгорника сразу охватывала неосознанная нервная дрожь. Этот человек, судя по всему имевший большой зуб на Роклана, вызывал у него необъяснимый ужас. От мысли что их пути снова могут где-нибудь пересечься, у далеко не робкого десятка крепыша, начинали подгибаться колени и трястись руки. В этом явно было что-то сверхъестественное и необъяснимое, но Олио и не пытался разобраться или понять в чём дело, стараясь как можно меньше думать о загадочном убийце. Решение остаться означало почти неминуемую встречу с причиной своих кошмаров. Либо Элвуд, желая рассчитаться за смерть своих близких найдёт незнакомца, либо тот сам придёт за бывшем «медведем».

— Нет, — наконец выдохнул итог своих размышлений гном. И видя намеренье хозяина дома настаивать на своём, поспешил мотивировать такое решение: — Никто не может освободить меня от данного слова. Я приносил клятву не вам, и не моим родственникам, а нашим богам. И мне совсем не хочется, что бы они окончательно от меня отвернулись.

Он лукавил. В подобной ситуации, когда тебя освобождают от данного обета, подгорные Владыки вряд ли будут сильно гневаться и карать отступника. Но приняв окончательное решение, Олио не собирался от него отступать.

Поняв по упрямо набычившемуся виду подгорика, что отправить его к своим можно будет разве что силком, предварительно связав по рукам и ногам, Роклан только головой покачал. По губам воина, впервые за сегодняшний день, промелькнуло какое-то подобие улыбки. Перехватив вопрошающий взгляд друга, Риан демонстративно уставился на дно свое пустой кружки — дескать сам устроил себе головную боль, вот и получай результат. Тяжело вздохнув, Эл произнёс:

— Ну тогда бери себе кружку и садись за стол.

Когда гном уселся на чуть высоковатое для него сидение, Роклан разлил вино из кувшина. Они снова, на этот раз не вставая, выпили в память об умерших. Разговаривать настроения не было. Сидели и пили молча, лишь изредка нарушая тишину короткими фразами или поминальными словами в адрес Ринка и Сонии. Как часто бывает в таких случаях, вино не приносило облегчения, наоборот, лишь усиливало эмоциональные переживания от утраты.

Только перед самым отъездом, после того как они встали из-за стола, и направились к выходу на улицу, Вилланд заговорил о деле: