Эмансипированные женщины

- Меня поразил сам монастырь: кресты, тишина. Пан Казимеж, - горячо сказала Мадзя, - в этом что-то - ...какая-то непонятная сила, я бы назвала ее священной... Чем другим объясните вы впечатление, которое производит на нас самый вид монастыря?

- Смотря на кого, - возразил пан Казимеж. - В Италии я видел несколько монастырей, кстати, великолепных по архитектуре. И должен признаться, размечтался, глядя на них...

- Вот видите! В них есть что-то неземное.

- Нет, панна Магдалена, неземного нет ничего, но есть что-то несовременное. Мощные монастырские стены, частые решетки на окнах, кельи, в которых суровые монахи спят на досках, - все это приводит на память эпоху стальных панцирей, замков, окруженных зубчатыми стенами, бичующих себя монахов в капюшонах и средневековых пыток. Глядишь на подобные памятники старины и спрашиваешь себя: "Где я, что со мной?" Как будто ты раздвоился и стоишь на рубеже двух миров, один из которых - действительность, а другой фантазия, облеченная в осязаемые формы. Эта зримая легенда пробуждает в нас мечты, а вид предметов, давно уже мертвых и все же как будто живых, наполняет нас меланхолией. Но за этими меланхолическими грезами, которые, разумеется, могут взволновать человека впечатлительного, нет ничего неземного, ничего священного!

Слушая его, Мадзя сжимала руками голову.

- Да вам и в самом деле нездоровится! - воскликнул пан Казимеж.

- Мне душно здесь. Совсем как...

- Как в монастыре?

- О нет! Там я отдохнула. Там зеленый сад.

- Послушайте, панна Магдалена, - решительно произнес пан Казимеж. - Вам надо сейчас же выйти на воздух. Я увезу вас в Ботанический сад, даже против вашей воли.

- Уже поздно.

- Еще нет семи часов. А небольшая прогулка на свежем воздухе освежит вас.

- Ну, будь по-вашему! - сказала Мадзя. - Может, прогулка и в самом деле меня успокоит.

Мадзя оделась, и они вышли из дому. Пан Казимеж хотел кликнуть извозчика, но Мадзя отказалась. Они дошли до Нового Свята пешком и там сели в один из омнибусов, курсирующих между площадью Сигизмунда и Бельведером.

Ехали долго; солнце уже заходило, и на южной стороне неба появились темные тучи с багряными отсветами. Наконец омнибус остановился у Ботанического сада, и они вошли в ограду.

Хотя вечер стоял чудесный, в саду уже было немного народу; собирался дождь. Все же пан Казимеж встретил знакомых дам и мужчин, с которыми ему пришлось раскланяться; видя рядом с ним хорошенькую женщину, они бросали на него любопытные взгляды.

Пан Казимеж был чем-то озабочен, он то и дело украдкой посматривал на Мадзю. Но девушка шла, не замечая ни встречных, ни их взглядов. Ее опять осаждали прежние видения, в ушах звучали далекие голоса.

Чтобы уйти от толпы, пан Казимеж выбирал самые глухие аллеи. Гуляющие встречались все реже.

- Как здесь хорошо! - воскликнула Мадзя, остановившись посреди аллеи.

- Вот видите, я был прав.

- Да, да. Я чувствовала, что мне чего-то недостает - а мне просто надо было увидеть траву, густые деревья. В этом полумраке мне даже кажется, будто я вижу лес, большой лес... Но вы, пожалуй, скажете, - вызывающе прибавила она, - что в лесу, как и в монастыре, нет ничего... ничего! Никакой неземной силы, которая говорила бы с нашей душой без помощи органов чувств?

- Что это вас сегодня так привлекают метафизические, я бы даже сказал, мистические вопросы? - удивился пан Казимеж. - В чем дело? Вы всегда так рассудительны!

- Я хочу раз навсегда узнать: правда ли, что человек после смерти превращается в ничто, правда ли, что те, кто уходит в монастырь, сами себя обманывают? Если в мире существуют лишь химические элементы, тогда почему вид этого леса действует на меня совсем по-особому, почему он трогает мою душу? Вот взгляните туда! - сказала она, садясь на скамейку. - Ну что там? Десятка два деревьев, покрытых пышной листвой. А ведь я вижу что-то, оно зовет меня. Так зовет, что я готова заплакать! Сердце мое так и рвется из груди, стремясь к чему-то... Так что же это такое?

- Подсознательное, унаследованное воспоминание, - ответил пан Казимеж. - Наши доисторические предки жили в лесах. Там они находили пищу, защиту от ненастья и врага, там побеждали исполинских зверей - и все это потрясало их нервную систему. От этих далеких предков, - продолжал пан Казимеж, придвигаясь к Мадзе, - мы унаследовали группу уже отмирающих мозговых клеток. Эти частицы прошлого безмолвны в обстановке цивилизованной жизни, но среди лесов, гор и пещер в них начинают звучать давно смолкшие напевы: боли, страха, надежды, радости, ликования. Это эхо древности - и есть тот голос, который зовет вас, панна Магдалена, в нем-то и слышится вам что-то таинственное, неземное. Но, кроме него, ничего больше нет.

Сумерки сгущались, небо затягивалось тучами. В саду было пусто. Но цветы пахли все сильнее, деревья все громче шелестели, и в воздухе как бы проносились страстные вздохи.

Пан Казимеж ощутил легкий озноб, мысли у него начали мешаться.

"Удивительный все-таки вечер", - подумал он.