Эмбрион. Слияние

– Коля!!! – заорала Зосс, видя беснующуюся метель на приборах и слыша жуткий вопль учителя в динамиках.

Кресло улетело назад, что-то сбивая там и ломая, а сама Ираида уже бежала, уже открывала дверь, ломая короткие ногти о поворотную ручку. Отключить сигнал, подаваемый в камеру, она забыла.

Веденеева било вместе с креслом, трясло, из шаров летели молнии в голову. Из лопнувшего правого глаза вокруг разлетались веером капли крови. Программа подключения ко всемирному разуму, и так довольно сомнительная, после пинка, полученного от импульсного блока ракеты, окончательно спятила.

Мозг профессора, единственное чем – и по праву – он гордился, уже спекся в невнятную пригоревшую кашу.

– Кх-х-м-м… – промычал Веденеев, словно подавился, и замолк. Навсегда.

Ираида, не обращая внимания на молнии от шаров, бросилась к нему. Первые несколько шагов были быстрыми, потом она замедлилась, будто прорывалась сквозь плотную завесу, как бывает, когда люди идут по дну под водой. Потом остановилась, не дойдя пары метров до кресла испытателя. Программа, которую так никто и не отключил, развернула всю мощность установки на нее и начала новый цикл.

– Николай Пет…

В еле слышном треске молний женщина стояла, закрыв глаза, и беззвучно шевелила губами. Лицо ее, некрасивое, но казавшееся сейчас одухотворенным неким знанием, было задрано вверх. Она будто прислушивалась к чему-то неизмеримо более важному, чем погибший у нее на глазах учитель. Чем все, что она помнила и знала до сих пор.

Где-то в недрах установки сработал операнд «окончание». Молнии втянулись обратно в шары Теслы, став игрой сложных, но безопасных пучков света.

Ираида, не опуская головы и не сказав ни слова, тяжело повалилась на пол, едва не разбив лицо о направляющие, по которым кресло испытателя могло передвигаться по камере.

Шварцман, испуганный пустотой в зале управления, вышел из своего кабинета и заглянул в приоткрытую дверь камеры.

– Готовы, похоже… – пробормотал он. – Доигрались, блин.

Заходить внутрь он не стал: к чему лезть в недра этой жутковатой хреновины? Его дело – реактор, надо бы перевести в приглушенный режим. И ноги отсюда делать, пока не поздно. Война там, наверху, или нет – жизнь покажет, а здесь делать больше нечего. Чертежи установки в сейфах, для Марко он их так и не раздобыл. Ну и черт с ним, платит копейки, а гонора вагон: нам нужны секреты установки! Нам нужны чертежи! Нужны, так пусть сам лезет.

С него, Шварцмана, хватит.

И так дрожит последние пару месяцев, что возьмут за жабры спокойные люди в сером, а потом посадят лет на двадцать. Не стоят эти сраные шестнадцать тысяч баксов таких сложностей. Не стоят!

Вот сейчас же поднимется наверх, переключится на внешнюю сеть и позвонит этому скользкому типу. Откажется. И деньги вернет, хоть и жалко. Себя как-то жальче!

Ираида застонала там, на полу. Шварцман рванулся было помочь, но остановился. Нет. Он не врач, клятв гиппопотаму не давал, на кой черт ему лезть. Чем поможет? Ничем. Вот и правильно.

От проходной завода он отошел всего-то на километр, не больше. И дышать тяжело из-за вездесущей гари, и люди… Он и не знал, что люди занимают столько места, когда лежат мертвыми прямо под ногами. Это что же сейчас в центре творится, едрен корень?! Вообще в три слоя?

Машины – где остановившиеся посреди дороги, где успевшие вильнуть и упереться в столб или стену. Некоторые тоже горели: тихо, чадящим неброским пламенем. Это только в кино они взрываются на весь экран, в реальности все скромнее. И страшнее, если честно: внутри тоже люди.

Шварцман понял, что насчет войны – это была не шутка.

Попавшаяся на глаза пара – пацан-то ладно, а девчонка… Один в один его Фирочка, увезенная женой в Хайфу. О-хо-хо… Он присел зачем-то на корточки, взял девушку за запястье, ища пульс.

Какое там… Встал, обернулся по сторонам и неровным шагом неспортивного человека побежал обратно. В голове все перемешалось: теперь он был уверен, что Фирочка погибла. В уши настойчиво бубнил голос того секретчика, что сказал о запрете на выезд за границу: гостайна, десять лет минимум! Откуда-то слышались музыка и – неведомо зачем – строевые команды. Но дорогу до лаборатории спятивший энергетик не забыл, ввалился в комнату жилого блока, никем не замеченный, запер дверь. Даже подтащил тяжеленную тумбочку, чтобы никто его отсюда не выцарапал.

– Доигрались… Довоевались… Реактор в норме. Фирочка!

Абсолютно безумными глазами он оглядел комнатку, сорвал с фальш-окна шторки, которые когда-то посоветовал Васильеву везде повесить психолог из Москвы, и начал резать их перочинным ножом. На тонкие-тонкие полоски, связывая их в единую бесконечную веревку. Без смысла.

Просто потому, что так надо: отвлекало и успокаивало.

Ираида пришла в себя почти в этот же момент. Теперь она видела и знала, что происходит. Вокруг. Над землей и на земле. В лаборатории. Внутри ее самой – и это было самое жуткое знание.