Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы

Влечения

Перевод А. Голембы

I

В Голландии, чье сердце пронзеноХитросплетеньем рек кровоточащих,Близ пустошей, в забвенье уходящих,Любовь их родилась давным-давно.Покинутый, нелепый флигелекИх пережил, легендою облекИ полувоскресилВоспоминанье о полузабытых —В краю, где позолота на бушпритахОгромных кораблей, едва ль не вросших в ил.К возлюбленным пришла беда.

В тот знойный августовский деньОн уезжал бог весть куда,Но знал, что, возвратясьИз тысяч днейБорений и побед,Он снова будет с ней,Что ей он принесет — с душою вдохновеннойИ ясностью очей и силой крепких рук —Круг бесконечности, сомкнувшийся вокругВселенной!Он увидал морей безмерных переливы,И в дебрях зарослей — заветные заливы;И как в лесной глуши, обуглен и багрян,Колдует сонм ветвей над знойным небом бури,И белых обезьян, проказниц обезьян,

На вервиях ветвей, сплетенных из лазури!В кораллах островов ему открылась даль,Воскрылья странных птиц и клювов их эмаль,И в злате, в пурпуре, в роеньях перламутра,В миражах дальних гор пред ним вставало утро.Он брел по влажному нездешнему пескуИ погружался вдруг в сладчайшую тоску,Как будто нет уже ни скорби, ни разлуки,Как будто по вискам скользят любимой руки,Которые из той, из отческой земли,Чрез беспредельность волн в лазоревой пыли,Отраду и любовь скитальцу принесли!А там, в Голландии, в стенах, плющом увитых,Она средь пустошей и палуб деловитых

Одним лишь им жила, и письма берегла…На этом бархате влюбленные лежали!(Мореный дуб шкафов, и кресел, и стола,Подушек вмятины — благой любви скрижали!)Вот зеркала кристалл — ужель и вправду в немСкрещались взоры их, пылавшие огнем?Так, вплоть до слов любви в резном ларце кургузом,Все здесь, немотствуя, звучало их союзом!Порою, под вечер, закатный небосклонК сквозной ограде льнул, угрюм и утомлен, —И руки милые, с медлительностью верной,Касались губ ее, грудей и щек и глаз;Казалось ей, что в них был набожный экстаз,Благоговейный пыл и зов и зной безмерный!Какою радостью она цвела, какой

Веселостью цвела! Ни бури, ни печали,Ни горести — ее ничуть не омрачали,Затем, что в ней царил волшебный непокой,Когда она, во мгле свою лелея муку,Лобзала пылкую и дерзостную руку.Казалось, что сердца их связаны навек!В краю угрюмых скал и полноводных рек,Везде, где он шагал с опасностью бок о бок,В равнинах и в степях, в трясинах и в чащобах,И в полночь лунную, под золотом огней,Ее он чувствовал и думал лишь о ней;И, заключив ее в своей душе и теле,Сквозь все препятствия он шел к далекой цели!

II