Куда бредут крестьяне-старикиПод тяжким гнетом страха и тоскиВ закатный час, по обагренным пашням?С ожесточеньем мельница вертитсяИ, словно обезумевшая птица,Крылами хлопает, сминая ветер злой.И чаек стон издалека плывет,И гулом весь наполнен небосвод,Как будто бьет в ночи набат зловещий.Все в этот час бедою угрожает;В своей повозке Ужас проезжает.То — старый Дьявол обагренных нив.Какой же стариков влечет призывВ полях, одетых в златотканый траур?Уж, верно, порчу насылает кто-то;Тут чья-то, знать, особая забота —Раз каждый колос, как солома, пуст.Ушла вода от жаждущих семян,На выжженных полях пророс бурьян.Уж верно, кто-то шутит с родниками.Особая забота тут видна:Недаром жизнь вся выпита до днаКакой-то жадной, ненасытной глоткой.Куда ж гонимы старики, как плеткой,В полях, одетых в златотканый траур?В апреле здесь страшнейший из злодеевПрошел по нивам, плевелы посеяв,И старики почуяли его.Иные же в те дни видали сами:Он портил рожь, склонившись над ростками,Как буря, был он молний полн.Боясь, чтоб он не возвратился вновь,Чтоб жуткий хохот, леденящий кровь,Не грянул снова, дружно все молчали.Но все же старикам известно средство,Как обезвредить страшное соседствоТого, кому подвластен урожай.Куда же старики бредут, дрожа,В полях, одетых в златотканый траур?Сам злобный сеятель, поодаль стоя,Глядит на это шествие немоеИ скалит зубы, над людьми глумясь.Он знает, что в измученных сердцахЕще таится неизбывный страхПред грозною нечистой силой,Что стариков, вдыхавших запах серный,Религией связал он суеверной,Сияющей, как полночь цвета ртути,Что суждено им вечно трепетать:Не обесплодит ли он землю-мать,И слать мольбы и чтить его, как бога…К какому ж алтарю ведет дорогаВ полях, одетых в златотканый траур?Хозяин страшный выжженных полей,Владыка околдованных людей,Что крестятся тайком рукою левой, —Одет огнем и мглой, — стоит упорно,Стоит, прильнув к какой-то глыбе черной,Которая шевелится подчас.Кому могла такая явь присниться?Глаза его как угли, а ресницыПодобны мертвому чертополоху.Почувствовали пленники судьбы,Что он услышал тихие мольбы,Что разгадал он тайные надежды.Еще тесней сомкнув уста,Свершая жертвоприношенье,В знак своего благоговеньяОни, не проронив ни слова,В костер из хвороста сухогоЖивого бросили кота.И кот издох, в мучениях стеня,От боли корчась в языках огня.Понуро побрели они потомК своим домам, продубленным ветрами,Оставив гаснуть жертвенное пламя,Не зная ничего и ни о чем.