Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы

Смерть себе спросила кровиЗдесь, в трактире «Трех гробов».Смерть уходит, на прилавкеБросив черный золотой.Кто попросит о прибавке?«Вам на траур и на свечи!»Вышла, бросив золотой.Смерть пошла, качая свечи,Тихим шагом старикаПоискать духовника.Вот кюре понес причастье,Рядом — мальчик со звонком — Слишком поздно! —В дом,Где уже царит несчастье,Где уже закрыты окна.Смерть себе спросила кровиИ теперь пьяна!«Матушка-Смерть! Пощади, пощади!Пей свой стакан не до дна!Матушка-Смерть! Погляди, погляди!Наша мольба на ладонке видна!Матери мы, деревенские тетки,Как бесконечные четки,Тянемся мы, без надежд бормоча,В рваных платках, костылями стуча.И отражаются в старческом взореГоды и горе.Мы — снедь для могильных червей,Цель для косы твоей!»Полно вам, старухи!Смерть — пьяна.

Капли крови, как вина,Ей забрызгали колет,Покрывающий скелет.Пьяные на просьбы глухи.Голова ее качается,На плечах как шар катается.Даром денег Смерть не бросит,Что-нибудь за деньги спроситЗдесь, в трактире «Трех гробов»,С бедняков.«Матушка-Смерть! Это мы, ветераны(Много нас, много! Болят наши раны!),Черные пни на просеке лесной,Где ты гуляла когда-то с войной!Знаем друг друга мы. В дыме и гулеТы нам была и видна и слышна:Ты перед нами несла знамена,Ядра катала и сыпала пули.Гордая, строгая, виделась тыНа кругозоре гудящей мечты,Быстро вставала на бой барабанов,Первая в битву бросалась вперед…Матушка-Смерть! Наша слава! Оплот!Выслушай нас, стариков ветеранов:Нас огляди, сыновей не губя, —Где малышам постоять за себя!»Полно вам болтать без толку!Разойдитесь втихомолку!Что ей старый ваш костыль!Смерть пьяна; сидит, качается,Голова ее катается,Как в дорожных рвах бутыль.

Ей катать бы бочки кровиПо полям зеленой нови!Посидев у вас в трактире,Погулять желает в мире,Посреди людских племен,Под случайностью знамен!«Матушка-Смерть! Это я, богородица.Видишь, в короне своей золотойЯ на коленях стою пред тобой.Я из часовни, с горы, богородица.Вышла тебя попросить за село.Тысячи лет уж прошло,Как в мою душу скорбящую,Перед крестом предстоящую,Горе, как меч беспощадный, вошло.Матушка-Смерть, это я, богородица.Жителям здешним дала я обетИх защищать в дни несчастья и бед…Вот и тебя умолять мне приходится…»Матерь божья! И на словеБлагодарны мы тебе.Только Смерть — как не в себе,Снова хочет крови!В отуманенном сознаньеУ нее одно желанье…Смерть пьяна!Тихих просьб она не слышит!Надоели ейРуки матерей!Смерть пьяна и злобой дышит:Злость ее несется вскачь,Словно мяч,

Через мост,Из деревни на погост.«Смерть! Это я — Иисус и твой царь!Создал я сам тебя, древнюю, встарь,Чтоб исполнялся законВещей и времен.Мои пригвожденные рукиБлагословили последние муки.Смерть! Я был мертв и воскрес,Я — манна с небес.На землю сошел я смиренноВернуть заблудших овец.Я — твой царь и отец,Я — мир вселенной!»Череп к огню наклоня,Смерть сидит у огня,Пьет за стаканом стакан и качается,Полузакрыв глаза,Улыбается.У господа гром, а у Смерти коса!Хочет кто пить, так садись перед ней —Всех угостит из бутылки своей,Сколько вздумаешь, пей,Лишь не проси за детей, за внучат!Каждый пьет на свой лад.И Смерть пила, пила, пила;Христос ушел — она не встала,Подобной дерзостью немалоСмущая жителей села.Но дни и дни, опять и вновь(Как будто позабыв о мире),Сидела Смерть у них в трактире

И в долг пила без счета кровь.Потом, однажды утром, встала,Худую клячу оседлала;Ей на спину мешок взвалив,Поехала в раздолье нив.И к ней из каждой деревушкиСпешили матери-старушки,Несли ей хлеба и вина,Чтоб здесь не зажилась она;Несли ей хлеба и свинины,Большие с грушами корзины,А дети роем — весь приход —Несли ей мед.Смерть странствовала много, многоПо всем дорогам,Уже без гнева и не строгоОглядывая всех: онаБыла пьяна.На ней был рыжий плащ убогийС блестящей пряжкой на отлет,И с перьями колпак двурогий,И сапоги, как для болот.Ее заезженная кляча,По грязным рытвинам маяча,Тащилась медленно вперед.И толпы шли за ней в тревоге,Следя, как медлит на дорогеХмельной и дремлющий костяк,Ведущий к далям без зазреньяСвой темный ужас. Но не всякМог слышать терпкий запах тленьяИ видеть, как под платьем ейВпивался в сердце рой червей.