Эмма

— Душенька мисс Вудхаус, вы только подумайте! Я испугалась, что со мной обморок приключится. Совсем не знала, как быть. Сидела я возле дверей, и Элизабет тотчас меня увидала, а он нет — складывал зонтик. А она-то наверно признала меня, только виду не подала и нарочно отвернулась. Оба они прошли в дальний конец лавки. А я все сидела, такая несчастная! Верно, лицо у меня сделалось белое, как мое платье. На улицу мне было не выйти из-за дождя, и все ж я сквозь землю охотней бы провалилась, чем оставаться. А потом… Ох, дорогая моя мисс Вудхаус… Мне кажется, он оглянулся и меня заметил. Оба они отложили товар и стали шептаться — уверена, что обо мне. Быть может, он просил ее заговорить со мной? Как вы думаете, мисс Вудхаус: может ли это быть? Так или нет, а она подошла и спросила, как я поживаю. Если б я протянула ей руку, она б ее, наверное, пожала. Держалась она со всем не так, как прежде: я тотчас заметила, что она переменилась, — но старалась быть приветливой, и мы пожали друг другу руки и немного побеседовали. Я вся дрожала. Сама не помню, что говорила. Помню, как она сказала, что ей жаль, что мы перестали видеться, — такая любезность с ее стороны! Ах, дорогая мисс Вудхаус, до чего мне было тяжко! Дождь как раз притих, и я уж собралась наконец-то уйти, но тут… Вы только вообразите! Я заметила, что он тоже ко мне идет — медленно, знаете ли, как будто в нерешительности. Однако все же подошел и заговорил со мной, а я ему отвечала. Это длилось с минуту, и мне было ужасно не по себе — выразить вам не могу! Наконец я набралась храбрости и сказала: дождь, мол, уже закончился, и мне нужно идти. И пошла. Но не успела я и трех ярдов прошагать от двери — он последовал за мной и сказал, что, ежели я иду в Хартфилд, то лучше мне идти мимо конюшни мистера Коула, а прямая дорога вся залита дождем. Ах, господи! Я думала, что умру! «Очень вам обязана», — говорю ему я. Не сказать было бы неучтиво. Затем он вернулся в лавку к Элизабет, а я пошла через конюшни. Я так думаю, что через конюшни, а вообще-то я дороги не разбирала. Ах, мисс Вудхаус, я бы что угодно отдала, лишь бы всего этого не случилось. Но знаете, до некоторой степени я даже обрадовалась тому, как приятно и благожелательно он со мной держится. И Элизабет тоже была любезна. О мисс Вудхаус, прошу вас: поговорите со мной, утешьте меня!

Эмма с радостью утешила бы свою подругу, однако теперь не могла этого сделать. Ей и самой не было спокойно, поэтому она остановилась, чтобы подумать. Поведение молодого фермера и его сестры свидетельствовало, казалось, об искреннем чувстве, и она не могла не жалеть их. Ежели судить по рассказу Харриет, в том, как они себя держали, ощущалась одновременно раненая любовь и подлинная душевная чуткость. Однако Эмма и прежде считала Мартинов достойными и добропорядочными, но все же фермер неподходящая партия для Харриет. Ничто не изменилось. Не следовало смущаться из-за такого пустяка… Конечно, фермеру есть о чем сожалеть, и всему его семейству тоже. Ранена, вероятно, не только его любовь, но и гордость. Возможно, за счет мисс Смит Мартины надеялись возвыситься — это во-первых, а во-вторых, стоит ли всерьез воспринимать рассказ Харриет? Бедняжка так непривередлива, ее так легко растрогать! Высока ли цена ее похвалам?

Сделав над собой усилие, Эмма постаралась прогнать сомнения прочь. Произошедшее, сказала она себе, было не более чем пустяком, о котором нечего и говорить.

— В тот момент вам, вероятно, в самом деле пришлось нелегко, — произнесла она вслух. — Однако вы, очевидно, прекрасно держались. Теперь все уже позади и, быть может — нет, совершенно точно, — больше не повторится, потому что первая встреча бывает только однажды. Не думайте больше об этом.

— Да, не буду больше думать, — сказала Харриет, но говорить ни о чем другом она все же не могла.

Чтобы вытеснить Мартинов из головы своей подруги, мисс Вудхаус принуждена была спешно сообщить ей ту новость, к которой намеревалась поначалу осторожно ее подготовить. Эмма теперь и сама не знала, радоваться ли такому настроению Харриет или же сердиться на нее, испытывать стыд или просто смеяться. Вот чем завершились вздохи по мистеру Элтону! Викарий, однако, постепенно возвратил себе прежнюю власть над помыслами мисс Смит. Поначалу Харриет не выказала такого волнения, какое выказала бы днем или даже часом раньше, но любопытство ее возрастало, и, прежде чем покинуть Хартфилд, она успела испытать и выразить всевозможные грани удивления, любопытства и сожаления, боли за себя и радости за счастливицу мисс Хокинс. Мартины заняли в воображении Харриет подобающее им второстепенное место.