Эмма

О невесте мистера Элтона Эмма заранее составила не самое лестное мнение. Мисс Хокинс была, несомненно, под стать своему жениху: имела достаточное по хайберийским понятиям образование и миловидную наружность, которая, однако, померкла бы в сравнении с красотой мисс Смит. Касательно связей, не сомневалась Эмма, викарий вовсе ничего не приобрел, невзирая на непомерные притязания, следствием коих явилось пренебрежение к Харриет. Узнать это наверняка казалось вполне возможно. Если натура девицы могла долго себя не выказывать, то выяснить, из какого семейства она происходит, не составляло слишком большого труда, и ежели не считать десяти тысяч приданого, то едва ли у нее имелись какие-либо преимущества перед Харриет: ни имени, ни благородной крови, ни влиятельных родственников. Мисс Хокинс была младшей дочерью бристольского коммерсанта — так он себя называл, — однако, если судить по скромности нажитого им капитала, справедливее было бы его назвать простым торговцем. Каждую зиму он какое-то время проводил в Бате, но жил в Бристоле, в самой гуще этого города. Несколькими годами ранее родители мисс Хокинс умерли. Остался дядя, служащий по адвокатской части, в чем и заключалось единственное его достоинство — иных ему даже и не приписывали. Этого дядю, у которого девица поселилась после смерти матери и отца, Эмма рисовала себе клерком какого-нибудь присяжного поверенного, слишком глупым, чтобы дослужиться до хорошего места. Вся слава семейства Хокинс заключалась в том, что старшая дочь вышла замуж за бристольского джентльмена, жившего на широкую ногу: держал аж два экипажа! Это было все, чем могла похвастать мисс Хокинс.

Свои чувства и соображения на сей счет Эмма охотно внушила бы Харриет, но увы: искоренить любовь в сердце подруги оказалось труднее, нежели заставить ее влюбиться. Никакие увещевания не помогали мисс Смит забыть того, кто наполнил собой многочисленные пустоты ее ума. Его нельзя было прогнать, но, вероятно, можно было вытеснить другим — да, уж это наверняка. Даже Роберт Мартин казался вполне пригодным. Ну а более ничто, как полагала Эмма, не могло излечить Харриет. Бедняжка принадлежала к числу тех женщин, которые, раз влюбившись, уже не исцеляются от любви. Возвращение мистера Элтона из Бата усугубило ее страдания, ибо теперь предмет то и дело попадался ей на глаза. Эмма видела викария всего однажды, но Харриет по два, а то и по три раза на дню непременно встречалась, или видела издалека, или слышала его голос, или замечала мелькнувшую его спину. Такие мелочи, подогревавшие ее любопытство и дразнившие воображение, не позволяли милому образу меркнуть. Более того, мистера Элтона без конца поминали в ее присутствии. Везде, кроме хартфилдской гостиной, она бывала окружена теми, кто не видел в викарии ни малейшего изъяна и находил его предстоящую женитьбу самым занимательным из всех возможных предметов беседы. Казалось, все, кто находился в пределах слышимости оживленно обсуждали только то, что касалось викария: дел, доходов, слуг, меблировки дома. Любовь Харриет укреплялась бесчисленными похвалами мистеру Элтону, а боль растравлялась разговорами о счастливице мисс Хокинс и лицезрением неизменного жениховского ликования: и то, с каким видом прошагал он под окнами дома, и даже то, как сидела на нем шляпа, казалось, доказывало пылкость его чувств к избраннице.

Если б не раскаяние и не сострадание к бедняжке Харриет, Эмму, пожалуй, позабавили бы колебания ее влюбленного ума: мистер Элтон и Мартины поочередно овладевали помыслами мисс Смит, будучи друг для друга действенным противоядием. Женитьба первого лечила рану после внезапной встречи со вторыми, а боль от известия о скорой свадьбе смягчена была тем, что через несколько дней после случая в лавке Элизабет Мартин зашла к миссис Годдард. Мисс Смит, не оказавшаяся дома, получила по возвращении записку, очень ее растрогавшую, ибо в словах писавшей ощущалась лишь малая примесь упрека при безусловном преобладании добрых чувств. До возвращения мистера Элтона Харриет только о том и думала, что бы предпринять в ответ, причем в действительности ей хотелось сделать больше, нежели она готова была признать. Но вот викарий возвратился из Бата, и все прежние мысли улетучились из головки его поклонницы. Покамест он был в Хайбери, о Мартинах она не помышляла, однако на следующее же утро после его повторного отъезда Эмма, желая утешить подругу, предложила ей нанести Элизабет Мартин ответный визит.

Какой прием Харриет встретит, что ей следует говорить или делать, а чего разумнее избегать — об этом Эмма размышляла не без некоторой тревоги. Быть может, стоило вовсе пренебречь приглашением войти? Нет, это значило бы выказать неуважение и неблагодарность к матери и сестрам Роберта Мартина. Однако возобновлять опасное знакомство…