Эмма

Мисс Ферфакс, которая до того говорила редко, только со своими близкими, вдруг подала голос:

– Такие вещи, без сомнения, случаются. – Она закашлялась.

Фрэнк Черчилль учтиво повернулся в ее сторону.

– Вы о чем-то заговорили, – без улыбки напомнил он.

– Я только собиралась заметить, что, хотя иногда такие несчастные обстоятельства имею место – как в жизни мужчин, так у женщин, – я не могу вообразить, будто подобное происходит слишком часто. Поспешное и неблагоразумное увлечение возникнуть может, но обычно у влюбленных есть время, чтобы вылечиться от своего пристрастия. Не поймите меня превратно, но я считаю, что на волю случая полагаются лишь слабые, безвольные натуры. Им суждено впоследствии страдать оттого, что несчастное знакомство навсегда станет для них неудобством и гнетом.

Он не ответил, просто посмотрел на нее и поклонился в знак уважения, но вскоре после того сказал насмешливым тоном:

– Ну, у меня столь мало уверенности в справедливости собственных оценок, что, когда бы я ни женился, надеюсь, жену мне подберет кто-то другой. – Поворотясь к Эмме, он спросил: – Вот вы не согласитесь подобрать мне жену? Уверен, мне понравится любая, на кого вы укажете. Ведь вам уже случалось оказывать такого рода услуги нашей семье, – добавил он, улыбаясь своему отцу. – Подыщите кого-нибудь и для меня. Я не спешу. Удочерите ее, воспитайте ее.

– И сделать ее похожей на себя?

– Безусловно, если такое возможно.

– Очень хорошо. Принимаю поручение. Вы получите очаровательную женушку.

– Она должна быть очень живой и веселой, и пусть у нее будут карие глаза. Остальное не важно. На пару лет я уеду за границу и когда вернусь, то приеду к вам за женой. Помните!

Вряд ли Эмма могла бы забыть такое. Его поручение необычайно соответствовало ее настроению. Разве не в точности подходит Харриет под его описание – кроме разве что того, что глаза у нее не карие? Через два года она будет именно такой, как он желает. Возможно, в эту секунду он думает именно о Харриет – кто знает? Казалось, его слова о воспитании подтверждают ее предположение.

– Сударыня, – обратилась к тетке Джейн, – присоединимся к миссис Элтон?

– Как хочешь, дорогая. С удовольствием. Я уже и готова. Я сразу готова была пойти с нею, но и сейчас еще не поздно. Скоро мы ее нагоним. Да вон она… нет, это кто-то другой. Какая-то дама из ирландской компании – они приехали в наемном экипаже… и вовсе не похожа на миссис Элтон. Надо же…

Они удалились, и через полминуты за ними последовал мистер Найтли. Остались лишь мистер Уэстон, его сын, Эмма и Харриет; тут веселость молодого человека достигла уже таких пределов, что стала почти неприятной. Даже Эмме наконец наскучили его лесть и живость, и она втайне жалела, что не прогуливается сейчас тихо по окрестностям с кем-нибудь другим или не сидит в почти полном одиночестве, не будучи объектом назойливого внимания, и не обозревает прекрасные виды, расстилающиеся перед нею. Когда их разыскали слуги и сообщили, что кареты поданы, Эмма обрадовалась. Она покорно снесла и суматоху сборов, и приготовления к отъезду, и настойчивые требования миссис Элтон, чтобы ей первой подали карету, – она готова была вытерпеть все, зная, что ее ждет спокойная поездка домой, призванная завершить сомнительные удовольствия этого долгожданного дня. Она пообещала себе больше не участвовать в подобных авантюрах, когда вместе сталкивают людей, плохо сочетающихся друг с другом.

Она стояла в ожидании кареты, когда к ней подошел мистер Найтли. Оглядевшись, словно желая убедиться, что никого рядом нет, он сказал:

– Эмма, я вынужден снова обратиться к вам, как прежде… Привилегия скорее присвоенная мной, чем пожалованная мне, возможно… но все же я не могу молчать. Невозможно видеть, как вы дурно поступаете, и не упрекнуть вас. Как могли вы быть такой черствой по отношению к мисс Бейтс? Как могли так оскорбить женщину ее характера, возраста и положения? Эмма, я просто не поверил своим ушам!

Эмма вспомнила, вспыхнула, устыдилась, однако попыталась свести все к шутке:

– Слова вырвались помимо моей воли… Я просто не сумела удержаться… Кстати, я ничего обидного не имела в виду. Скорее всего, она ничего не поняла.

– Она поняла все, уверяю вас. Все до последнего словечка. С тех пор ни о чем другом она и говорить не может. Жаль, что вы не слышали, как она говорит об этом… как искренне и с каким великодушием! Жаль, что вы не слышали, как она превозносила вашу терпимость – вы с батюшкой всегда окружали ее такой заботой, в то время как ее общество, видимо, было для вас столь утомительным.

– Ах! – воскликнула Эмма. – Знаю, она добрейшее на свете создание, однако вам, должно быть, известно, что в ней несчастным образом смешались черты, достойные уважения и вместе с тем осмеяния.