Эмма

– Я избежала несчастья. И за то нам с вами остается лишь благодарить судьбу. Однако, миссис Уэстон, его я не оправдываю. Я должна сказать, что считаю его в высшей степени виноватым. Какое он имел право, будучи связанным клятвой в любви и верности, вести себя у нас так вольно? Как смел добиваться – а он, безусловно, добивался – особого внимания одной дамы, будучи женихом другой? Откуда мог быть он уверен, что не случится беды? Откуда ему знать, что я не влюблюсь в него? Он поступил дурно, очень дурно!

– Из его слов, милая Эмма, я скорее могу заключить, что…

– А она-то! Как она сносила такое его поведение! Какой надо обладать выдержкой, чтобы наблюдать, как он у нее на глазах оказывает предпочтение другой, и не сказать ни слова упрека? Такое спокойствие я не могу ни понять, ни уважать.

– У них случались размолвки, Эмма, он прямо так и сказал. У него не было времени вдаваться в подробные разъяснения. Он пробыл у нас всего четверть часа и в состоянии такого возбуждения, какое не позволяло употребить с пользой то короткое время, что он у нас оставался. Однако он ясно дал понять, что между ними случались размолвки. Кажется, они-то и поторопили его с развязкой. Эти размолвки, скорее всего, и были вызваны его недостойным поведением.

– Недостойным! Ах, миссис Уэстон… Это слишком мягко сказано. Он вел себя не недостойно, а гораздо хуже! Он пал – просто выразить не могу, насколько низко он пал в моих глазах. Такое поведение недостойно мужчины! В нем нет и следа той прямоты, цельности, строгой приверженности правде и принципиальности, презрения к мелочности и всяческим трюкам, какие надлежит выказывать настоящему мужчине всем своим поведением.

– Милая Эмма, позвольте теперь мне вступиться за своего пасынка. Несмотря на то, что он был не прав, я знаю его достаточно давно, и, смею вас уверить, у него есть много, очень много хороших качеств… и…

– Боже! – не слушая ее, продолжала Эмма. – А миссис Смолридж! Ведь Джейн действительно собиралась пойти к ней в гувернантки! К чему могла привести его ужасающая черствость? Заставить ее страдать настолько, что она чуть было не нанялась… Да как мог он допустить, чтобы подобная мысль вообще пришла к ней в голову?

– Эмма, об этом он ничего не знал. Здесь я могу полностью обелить его. Она приняла решение сама, не сказав ему ни слова, – то есть она на что-то намекала, но не говорила об этом как о деле решенном… До вчерашнего дня ее планы оставались для него неизвестны. Как он узнал? Не знаю, из какого-то письма или записки – и именно после того, как он узнал, что она собирается сделать, он решился немедленно открыться дяде, положиться на его доброту и милосердие… короче говоря, положить конец недостойному укрывательству, которое длилось столько времени. Эмма стала слушать внимательнее.

– Скоро, – продолжала миссис Уэстон, – он обещал мне написать. Он сказал мне об этом, прощаясь. И судя по его виду, в письме он намерен изложить мне подробности, которые не может сообщить сейчас. Давайте дождемся его письма. Возможно, оно сумеет смягчить его вину. Наверняка разъяснится многое из того, что неясно сейчас, – и получит извинение. Не будем же к нему слишком суровы, не будем торопиться выносить ему приговор. Наберемся терпения. Любить его – мой долг. Теперь же, когда я успокоилась и удовлетворилась по одному очень важному для меня вопросу, я искренне надеюсь на счастливое разрешение дела и готова верить, что так оно и будет. В обстановке тайны и укрывательства они оба, должно быть, сильно страдали.

– Ему, на мой взгляд, страдания большого вреда не причинили, – сухо парировала Эмма. – Как, кстати, воспринял новость мистер Черчилль?

– Он был весьма благосклонен к племяннику и дал свое согласие почти без колебаний. Подумать только, как все перевернулось в их семье всего за одну неделю! Пока жива была бедная миссис Черчилль, у Фрэнка, полагаю, не было никакой надежды, никакой возможности получить ее согласие на брак… Однако не успели ее останки упокоиться в фамильном склепе, как мужа ее убедили действовать словно наперекор ее желаниям. Какое благо, когда непомерное влияние уносят с собой в могилу!.. Дядюшку не понадобилось долго убеждать: он благословил его.

«Ах! – подумала Эмма. – И если бы речь шла о Харриет, его тоже не пришлось бы долго уговаривать…»

– Все решилось вчера вечером, и сегодня с рассветом Фрэнк отправился в путь. Он заехал в Хайбери, к Бейтсам. Пробыв там некоторое время, он сразу же примчался сюда, но так спешил вернуться к дяде, которому он теперь нужнее, чем прежде, что, как я вам и говорила, не мог пробыть у нас долее четверти часа… Он был очень возбужден… крайне возбужден и взволнован! До такой степени, что показался мне совершенно непохожим на себя прежнего, каким я его знала. Вдобавок ко всему он был потрясен – он и понятия не имел, что она сейчас в таком тяжелом состоянии! И весь вид его показывал, насколько сильны его чувства.

– И вы действительно полагаете, что они сохраняли свою помолвку в полнейшей тайне? Ни Кемпбеллы, ни Диксоны – никто не знал?