Эмма

«Харриет, бедная Харриет!» – вот что неустанно повторяла себе Эмма, не в силах избавиться от мучившей ее тревоги. С нею самой Фрэнк Черчилль обошелся очень дурно – очень дурно по многим причинам! Но виной всему было не столько его легкомыслие, сколько ее собственное попустительство, поэтому теперь она так сердилась на него. Неприятная же ситуация, в которую вовлек он несчастную Харриет, делала нанесенную им обиду совсем уж черной. Бедная Харриет! Во второй раз пала она жертвой ее, Эммы, неверных представлений и лести. Мистер Найтли поистине сказал когда-то пророческие слова: «Эмма, вы плохой друг Харриет Смит». Она боялась, что сослужила Харриет дурную службу. Правда, ей не в чем было себя упрекнуть – ни в этом случае, ни в прошлом, – ведь не она одна пала жертвой заблуждения, не она одна предположила наличие таких чувств, которые в иной ситуации, возможно, Харриет и не почудились бы. Харриет признавалась в своем восхищении Фрэнком Черчиллем и в своем чувстве к нему задолго до того, как Эмма впервые намекнула ей на это. Однако Эмма осознавала свою вину за то, что поощряла заблуждение, которое должна была бы подавлять. Не следовало ей подливать масла в огонь! На то, чтобы охладить чувства подруги, ее влияния вполне хватило бы. И теперь ее мучила совесть. Вместо того чтобы загасить пламя, она его раздувала… Ей казалось, что она рисковала счастьем подруги безо всяких на то оснований. Здравый смысл должен был подсказать ей: не следует поощрять в Харриет мысли о нем, ведь вероятность того, что он ее полюбит, ничтожна. «Ах, – добавляла Эмма про себя, – боюсь, здравый смысл – это то, чего как раз мне недостает».

Она была крайне сердита на себя. Если бы не ее гнев в адрес Фрэнка Черчилля, ее положение было бы ужасным. А что же Джейн Ферфакс? По крайней мере, за нее можно больше не волноваться. Эмме хватит и забот о Харриет! Да, больше не нужно беспокоиться о Джейн, чьи трудности и чье нездоровье, несомненно, имели одну причину. Она скоро излечится и от того и от другого. Дни ее горестей и бед позади. Скоро она получит все: и здоровье, и счастье, и богатство… Теперь Эмма понимала, почему Джейн так решительно отвергала ее дружбу. Это открытие объясняло много мелких загадок. Несомненно, причиной всего была ревность – в глазах Джейн она была соперницей! Потому-то и отвергала мисс Ферфакс и предложение о помощи, и заботу. Поездка в хартфилдской карете была для нее, должно быть, пыткой, а маниока из кладовых Хартфилда казалась ядом. Эмма все поняла. И когда немного остыла, успокоилась, не могла не признать, что возвышение и счастье пришли к Джейн совершенно заслуженно. Но вот бедняжка Харриет! Мысли о ней были для Эммы тяжким бременем. Харриет нуждалась в ее сочувствии и утешении. Эмма со страхом думала о том, что второй удар может оказаться для подруги суровее первого. Принимая во внимание куда более возвышенное положение ее нынешнего объекта любви, можно ожидать, что так оно и будет. Судя по очевидно более сильному впечатлению, которое он произвел на Харриет, – как она сдержанна, как владеет собой! – удар будет больнее. Однако Харриет необходимо сообщить горькую правду, и чем скорее, тем лучше. Тут она припомнила последние слова мистера Уэстона: «Необходимо, чтобы до поры до времени вся история оставалась в полнейшей тайне. На этом особо настаивал мистер Черчилль! Он настаивает на такой дани уважения к своей недавно усопшей жене; несомненно, того же требуют приличия».

Эмма тогда пообещала никому ничего не говорить, но все же для Харриет можно сделать исключение. Это ее высший долг.

Несмотря на досаду, она не могла не ощущать едва ли не комизм своего положения! Ей предстоит столь же деликатно сообщить Харриет неприятную весть, как это сделала миссис Уэстон для нее самой. Сведения, которые очень осторожно сообщили ей, она должна столь же осторожно сообщить другой. Заслышав голос Харриет и звук ее шагов, Эмма невольно прижала руку к груди, дабы унять сердцебиение. Вот так, подумала Эмма, чувствовала себя миссис Уэстон, когда она сама подходила к Рэндаллсу. Вот бы и сейчас новость была воспринята с такой же легкостью!.. Но разумеется, об этом не может быть и речи.

– Что скажете, мисс Вудхаус? – вскричала Харриет, вбегая в комнату. – Ну не поразительно ли?

– Что вы имеете в виду? – отвечала Эмма, теряясь в догадках – ни по виду, ни по голосу Харриет невозможно было понять, известно ли ей о помолвке.

– О Джейн Ферфакс. Слышали вы когда-нибудь что-либо более удивительное? Ах! Вам нет нужды бояться, ведь мистер Уэстон уже сам мне все рассказал. Я только что встретилась с ним. Он предупредил, что это тайна, поэтому я не собираюсь ни с кем делиться новостью, однако он сказал, что вы уже все знаете.

– Что сказал вам мистер Уэстон? – спросила ошеломленная Эмма.

– О! Он все мне рассказал: что Джейн Ферфакс и мистер Фрэнк Черчилль собираются пожениться и что они уже давно тайно помолвлены. Ну не удивительно ли!