Двигаясь по новой траектории, заново открывая для себя окружающий мир, я начала понимать нечто по-настоящему важное и о самой себе. Всю жизнь я целиком состояла из гладкого прозрачного графена подобно мониторам моих рабочих компьютеров. Жила с ощущением, будто происходящее во внешнем мире надёжно отделено от меня непроницаемой оболочкой. Различие масштабов любых событий я оценивала так же, как разницу в обилии осадков за окном. Каким бы сильным ни был дождь, меня он не мог взволновать: я знала, что каплям суждено каждый раз скатываться вниз по стеклу, никогда не проникая внутрь моего убежища.
Но теперь, под воздействием неведомых химических компонентов яда, называющегося «эмоции и чувства», моя внешняя защитная оболочка размягчилась, утратила прозрачность и превратилась в ноздревато-губчатую субстанцию. Жадную, стремящуюся впитать в себя буквально всё окружающее пространство. Этот процесс рождал во мне двойственное состояние. Мучительную горечь из-за утраты спасительного чувства обособленности и невыносимую радость осознания себя единым целым с каждой микрочастицей этого мира.
Я больше не была неприступным каменным замком, одиноко чернеющим где-то на скалистой горе на краю вселенной.
С удивлением я обнаружила, что внутри меня так много пространства, что вместится вся планета или даже больше. А в очаге столько тепла, что захотелось развесить на стенах своей унылой крепости вышитые картины и устлать полы тканевыми ковриками в радушном ожидании гостей. А ещё лучше – снести к чертям все стены, чтобы каждому проходящему, проезжающему или пролетающему мимо путнику сразу было видно, как тепло в этом моём внутреннем пространстве и как его ждут на обед. Но когда я думала об этом вроде бы «абстрактном путнике», с которым хотела поделиться всем, что так и клокотало внутри, то неизменно представляла себе одного единственного человека. Того, кто зажёг во мне огонь. Грега.
И в тот самый момент, когда я в очередной раз подумала о продавце эмоций, по моему левому запястью прошла характерная вибрация: видеозвонок!
Неужели…? Нет, это невозможно, Грег никогда не звонил мне сам. Тем более, не стал бы использовать видеосвязь. Вибрация повторилась, а я не могла заставить себя опустить взгляд на экран – боялась разочароваться. После третьей волны я дала негромкую голосовую команду:
– Принять вызов.
А ещё через секунду знакомый мужской голос произнёс:
– Слава Объединённому Государству, – так же бесцветно и сухо, как и много лет назад. А затем как будто чуточку живее: – Здравствуй, Мира.
Не этот голос я ожидала услышать, но удивление моё было не меньшим.
Наконец, я заставила себя посмотреть на дисплей. Да, я не ошиблась. Это был мой отец, с которым я не общалась больше восьми лет. Точь-в-точь такой, каким я его помнила, и всё-таки что-то неуловимо изменилось в его внешнем облике. Внезапно защемило в груди: отец постарел.
– Здравствуй… Альберт.
– Вижу, ты в дороге. Я не займу много твоего времени. В следующий вторник в девятнадцать часов состоится закрытый приём в Главном Доме. Тебе необходимо там присутствовать.
– Зачем? То есть, для кого приём?
– Для глав Департаментов благополучия ОЕГ и руководителей спецподразделений. А также для членов их семей. Этот приём посетит и сын главы Государственного Департамента образования и воспитания. Твой ровесник, Мира. Блестящая партия для брачного контракта, которая принесёт успех не только тебе, но и всей нашей фамилии.
– Но Аль… Отец! Я не собираюсь когда-либо заключать брачный контракт. Я так решила уже давно, и моя карьера позволя…
– Это мне известно, – он не дал мне договорить. – Однако я вынужден предостеречь тебя, что профессиональный успех может оказаться невечным, и стоит подстраховаться. А теперь слушай внимательно. Это не просьба, Мира. Ровно через неделю ты приедешь на приём в Главный Дом. И воздержись от длительных поездок за город на этот период. Ничто не должно помешать тебе присутствовать на приёме. Твоё имя уже в списках. Сама понимаешь, уважительных причин проигнорировать приглашение не существует.
И, прежде чем я успела вставить ещё хоть слово, Альберт прервал связь.
Чёрт, чёрт, чёрт!
Подступивший, было, призрак сожаления о восьмилетнем игнорировании родительской семьи, растворился бесследно.
Глава 12