Энгус: первый воин

А дни все шли и шли, пока наконец не настал день, в который мы получили столь долгожданные вести. Норманны пришли в залив Мердина. В первый момент я ощутил даже замешательство и смущение и почувствовал себя предателем, ибо мне предстояло сразиться с народом, чья кровь текла в моих жилах, с народом смелым и достойным. Но мое отношение к Айвару и Хальфдану привело к тому, что я стал их непримиримым врагом, и борьба между нами теперь оказалась неизбежной. Таково было дело моей жизни, я принял его и был готов исполнить до конца, если только судьба будет ко мне благосклонна. Итак, возможность появилась, и приплыла она в этот раз на лодках.

Глава одиннадцатая

Короли Эрина

Утренний туман скрывал молчаливо появившиеся драккары с подобранными парусами, слышался только мягкий плеск весел по воде. Спокойствие момента скрывало остроту реальности. И хотя норманны пересекли немало морей, на этот раз их прекрасные суда уже окутало покрывало смерти. Неожиданность нападения на сей раз оказалась на нашей стороне. Норманны не ожидали встретить ни нас, ни наших тактически выгодных позиций на побережье. И все-таки прекрасное зрелище их стремительной высадки на какие-то мгновения погрузило меня в грезу: я словно снова увидел себя на берегу восточной Англии, снова увидел того возбужденного первой битвой мальчика, который во все глаза глядел, как пристает к берегу могучая армада Айвара… Сейчас я испытывал похожие чувства, но мотивы были другими. Я сам стал другим. Я сражался уже не как юноша, сжигаемый сладострастием первых сражений и верностью товарищам по оружию. Теперь я сурово боролся за жизнь, помогая распутать ее хитрые сети, заставившие меня выбрать иное место на вечных полях сражений. Да, теперь я был выкован из того материала, из которого создаются настоящие воины: чистейшей, сознательной жертвенности. У меня имелась причина сражаться, у меня была правда. Когда я пустился в свой первый поход с отцом, то руководствовался лишь тем, что хотел быть со всеми. Я искал приключений в компании тех, кто крутится в вихре неопределенных судеб. Но теперь, через годы ученичества и испытаний, у меня наконец появилась собственная цель. И если я еще не достиг тех глубин, о которых говорил мне старый аббат, то цель у меня все же имелась совершенно определенная. Я надеялся, что его мудрость, навеки врезавшаяся в мою душу, и высокие духовные принципы, которые он передал мне, все равно будут постоянно созидать меня; и я буду становиться все более совершенным и научусь понимать все; достигну глубин, пусть медленно, без спешки, как верблюд, но достигну. Каждый мускул моего тела, каждый взгляд, каждое умение теперь сосредоточились лишь на одной цели — а именно так и рождаются настоящие воины. И с этими мыслями я ожидал врага.

С того самого момента, как мы покинули славный город Йорк, я не участвовал ни в одной битве. Судьба позволила мне отдохнуть, завернув в кокон учебы и учения, которым я обязан Ненниусу, Гвинет и Оуену, равно как и моему рабству. Все это огранило и закалило меня несказанно. В то утро на берегу я чувствовал, что у меня выросли крылья, и искал полета. Я был готов к новой дороге, которая приведет меня к новым свершениям и новой жизни.

Один за одним тринадцать драккаров медленно выплыли из тумана. Мы стояли спрятанные на узком берегу среди скал. Два наших отряда распределились по обе стороны так, что арьергард защищала скала, возвышавшаяся перед крепостью. Таким образом, даже если норманнам и удалось бы прорваться через передовые отряды, они все равно не смогли бы развернуться полным строем для настоящего сражения. И если они все-таки прорвались бы к Кайр Мердину, то мы замкнули бы их там, как в ловушке. Нас было немногим меньше, чем противника, примерно сто пятьдесят наших против двухсот норманнов. Но мы не сомневались в победе. Когда викинги вытащили драккары на безопасные отмели, мы ринулись на них со всей злобой изголодавшихся волков. У них даже не было времени построиться, и на узкой полосе гальки развернулась кровавая битва. Узость места не позволяла нам свободно маневрировать оружием, поскольку не было ни дюйма берега, чтобы на нем не стоял наш воин, бешено рубивший врага длинным мечом. Я сражался рядом с Оуеном, и недавние совместные занятия теперь придавали нам удвоенную силу, которой я даже не мог себе раньше представить. Крики боли и гнева возносились до небес, смешиваясь с приказами, отдаваемыми норманнам их ярлами.