С трудом перехитрив Аппия ложным выпадом, я глубоко процарапываю ему бедро. Этого достаточно, чтобы намотанная вокруг могучих чресел окровавленная тряпица упала на землю, обнажив свежую рану. На вид ей дня три-четыре, не больше.
— Habet!
— что есть силы ору я на его родной латыни. — Получи!Воспользовавшись мимолетным замешательством врага, я снова достаю его мечом, на этот раз послав острие точно в центр едва затянувшегося шва.
Растрескавшаяся почва тут же становится багровой. В набравшуюся лужу из раны выпадает крупный, поблескивающий в лучах солнца ошметок, размером с голубиное яйцо, одного цвета с кровью. Хитро придумано, ничего не скажешь.
Сделав еще один ложный выпад и отогнав противника на пару шагов, я поднимаю с земли окровавленное сокровище. Бой, однако, еще не закончен, и Аппий в бешенстве бросается вперед, чтобы вернуть себе заслуженную предательством награду. Вот только терять самообладание в поединке никак нельзя.
Нырнув под руку, я в один миг рассекаю ему глотку и, с наслаждением плюнув в закатившиеся глаза, вкладываю алмаз в разверзшуюся рану. Сверкающий всеми гранями «Ардашир» с бульканьем проваливается вниз, чуть замедлив пульсацию фонтанирующей крови.
«Приятной трапезы»,
— шепчу я на ухо испускающему последний дух Аппию и падаю без чувств.Придя в себя, я обрываю раскудахтавшегося надо мной Мардония:
— Полно тебе! Я все еще не сдох.
— О небо, я думал, что твоя душа уже бродит в полях Элизиума.
— Если не поможешь мне встать, вместо моей души в Элизиум сейчас же отправится твоя!
Перед тем как снова впасть в беспамятство, я замечаю кружащего в небе стервятника. Вот будет забавно, если еще и падалъщик насмерть подавится этим чертовым рубином…
Глава XLVIII
День выдался ясным, раскрашенным таким ярко-голубым цветом, что ему вполне позавидовали бы лесные васильки. Издалека заметив с балкона юркую красную «лянчу», Глеб почувствовал себя счастливым и убитым горем одновременно. Интонация засевшей в голове мысли с вопросительной сама собой сменилась на утвердительно-восклицательную: «Найти, чтобы потерять!»
В летнем ярко-желтом платье Франческа смотрелась совершенно неотразимо. Чмокнув его в щеку, она направила «лянчу» в поток автомобилей.
Несмотря на скорое расставание, грусть понемногу улетучилась. И прежде чем пришло время разгружать вещи, они успели весело поболтать о погоде, заклеймить позором самолетную еду и обсудить бурную личную жизнь итальянского премьера.
Расположенный в считаных километрах от центра Флоренции аэропорт Америго Веспуччи встретил их интернациональным гомоном и прохладой кондиционеров. Все те полчаса, что они мило и беззаботно болтали, стоя в очереди на регистрацию, Франческа в пылу жестикуляции несколько раз прикасалась своими нежными пальцами к рукам и груди Глеба. И казалось, ничего более возбуждающего, чем эти случайные прикосновения, он в жизни не испытывал.
Наступила пора прощаться. Глеб прижал ладони к щекам Франчески. Она закрыла глаза и приоткрыла губы — и все, что произошло с Глебом за последние дни, вдруг разом обрело смысл.
Они с трудом оторвались друг от друга.
— Прощай!
— Нет, до свидания!
— До свидания! Так мы еще увидимся?
— Обязательно. Я вернусь. Слышишь?
— Мне бы очень этого хотелось.