Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

2) Не нужно большого остроумия, чтобы сделать смешным положение, что бытие и ничто тожественны, или, говоря точнее, не требуется большого остроумия, чтобы привести различные несообразности и ложно уверять, что они представляют собою следствия и применения этого положения. Можно, например, сказать, что согласно этому положению одно и то же, существуют ли мой дом, мое имущество, воздух для дыхания, этот город, солнце, право, дух, бог, или их не существует. В такого рода примерах отчасти подставляют частные цели, полезность того-то и того-то для меня и задают вопрос — все ли равно мне: будет ли данная полезная вещь или ее не будет? На самом же деле философия и есть учение, которое должно освободить человека от бесконечного множества конечных целей и намерений и сделать его равнодушным к ним, так чтобы ему и впрямь было все равно, есть ли подобные вещи или их нет. Но нужно вообще сказать, что так как речь идет в этом вопросе о некотором содержании, то этим устанавливается связь с другими существующими предметами, целями и т. д., относительно которых предполагают наперед, что они обладают значимостью.

От таких наперед принятых предпосылок ставится в зависимость, есть ли бытие и небытие некоего определенного содержания одно и то же или не одно и то же. Вместо пустого различия между бытием и небытием подсовывают, таким образом, различие, наполненное содержанием.— Отчасти же берутся сами по себе существенные цели, абсолютные существования и идеи, которые лишь подводятся под определения бытия или небытия. Но такие конкретные предметы являются и чем-то совершенно другим, чем лишь сущим или же несущим; такие скудные абстракции, как бытие и ничто, — а они наиболее скудные, потому что они представляют собой лишь начальные определения, — совершенно не адэкватны природе этих предметов; истинное содержание давно вышло за пределы как самих этих абстракций, так и противоположности между ними. Вообще, когда вместо бытия и ничто подсовывают некое конкретное, то пустомыслие постигает обычная для него судьба: ведь обычно бывает с ним так, что то, что предносится его представлению и о чем оно говорит, есть нечто совершенно другое, чем то, о чем идет речь; здесь же идет речь только об абстрактном бытии и абстрактном ничто.

3) Легко можно сказать, что единство бытия и ничто непонятно.

Но понятие этого единства указано в предшествующих параграфах, и оно не представляет собою ничего другого, кроме того, что мы указали; понять его не означает ничего другого, кроме усвоения сказанного там. Но под пониманием обыкновенно разумеют еще нечто другое, чем подлинное понятие; обыкновенно предъявляется требование присутствия более многообразного богатого сознания, представления; требуют, чтобы понятие было представлено в виде конкретного случая, с которым мышление в своей практике было бы более знакомо. Поскольку невозможность понять в данном случае выражает лишь непривычку фиксировать абстрактные мысли без помощи какой бы то ни было чувственной примеси и схватывать спекулятивные положения, то нам ничего более не остается сказать, кроме того, что философское знание, несомненно, отличается по своему характеру от того знания, к которому мы привыкли в обыденной жизни, равно как и от того знания, которое господствует в других науках. Но если непонимание означает лишь, что нельзя себе представить единства бытия и ничто, то это на самом деле настолько неверно, что скорее, наоборот, каждый обладает бесконечным множеством представлений об этом единстве, и утверждение, что такой-то и такой-то не обладает такими представлениями, может означать лишь то, что тот, который это утверждает, не опознает данного понятия в каком-нибудь из этих представлений и не знает последнего как иллюстрации этого понятия. Такой иллюстрацией служит ближайшим образом становление. Каждый обладает представлением о становлении и также признает, что это одно представление; каждый, далее, признает, что если проанализировать это представление, то мы убедимся, что в нем содержится определение бытия; но в нем содержится также определение того, что целиком противоположно этому определению, определению ничто; должно будет также признать, что эти два определения нераздельны в одном представлении, так что становление тем самым есть единство бытия и ничто.

Другой довольно легко приходящей на ум иллюстрацией служит начало. Вещи еще нет, когда она начинается, но в ее начале содержится не только ее ничто, но уже также и ее бытие. Начало само есть становление, но мы говорим о начале, когда еще кроме того имеется в виду дальнейшее поступательное движение. — Если желать сообразоваться с обычным ходом науки, можно было бы начать логику с представления о чисто мыслимом начале, начать, следовательно, с представления о начале, как начале, и проанализировать это представление; тогда, может быть, скорее допустили бы, как результат анализа, что бытие и ничто обнаруживают себя перед нами нераздельными в их единстве.