Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

Эту поверхностность научного и вообще духовного содержания благочестие разделяет с тем воззрением, которое оно непосредственно делает предметом своего обвинения и осуждения. Рассудоч не просвещение своим формальным, абстрактным, бессодержательным мышлением опустошало религию, лишало ее всякого содержания точно так же, как благочестие, о котором мы ведем речь, опустошает религию, лишает ее всякого содержания своим сведением веры к паролю господи, господи! В этом отношении ни у одного из них нет превосходства над другим. А когда эти стороны начинают спорить друг с другом, у них не оказывается материала, содержания, в котором у них нашлись бы точки соприкосновения и благодаря которому они могли бы получить общую почву и возможность начать исследование, которое привело бы затем к познанию и истине. Просветительская теология, со своей стороны, крепко держалась своего формализма, не хотела итти дальше апелляций к свободе совести, свободе мысли, свободе преподавания, к разуму и науке. Такая свобода, спору нет, представляет собою категорию бесконечного права духа и другое, особенное условие истины, присоединяющееся к первому условию, к вере. Но какие разумные определения и законы содержит в себе подлинная и свободная совесть, каково содержание свободной веры и свободного мышления, какое содержание является предметом их учения, — этого материального пункта они не хотели касаться и застряли в формализме отрицания, в свободе заполнять свободу по произволу и мнению, так что само содержание есть, согласно им, нечто вообще безразличное. Просветители также потому не могли затронуть какое-нибудь содержание, что христианское общение верующих все еще объединено и должно объединяться узами догмата, исповедания веры, общие же места и абстракции неживой рационалистической, рассудочной водицы не допускают определенного, внутри себя разработанного христианского содержания и состава догматов. Другие, напротив, гордо взывая: господи, господи! — открыто и не стесняясь отвергают завершение веры доведением ее до духа, содержания и истины.

Таким образом, хотя и было поднято много пыли, хотя было проявлено много высокомерия, враждебности и личных нападок, хотя и было высказано много пустых общих мест, все это, однако, было поражено бесплодием, во всем этом не могло быть сути дела, все это не могло повести к содержанию и познанию. Философия могла быть довольной, что она не замешана в споре; она находится вне области этих притязаний, вне области как нападок на личности, так и абстрактных общих мест, и если бы она была завле чена на эту почву, то ей выпали бы на долю одни лишь неприятности и невыгоды.

Так как из высшего и безусловного интереса человеческой природы выпало глубокое и богатое содержание, и религиозность, как благочестивая, так и рефлектирующая, пришла к тому, что находит свое высшее удовлетворение вне содержания, то философия сделалась случайной, субъективной потребностью. Этот интерес получил в обоего рода религиозности такой характер, — а создан этот характер единственно лишь резонирующим суждением, — что для его удовлетворения нет нужды в философии. Считается даже, и справедливо считается, что философия является помехой для новоявленного, суженного удовлетворения этого интереса. Философия, таким образом, всецело предоставлена свободной потребности субъекта. Ничто не понуждает последнего заниматься ею. Потребность в ней там, где она существует, должна, напротив, выдержать напор всякого рода заподазриваний и отсоветований. Существует лишь некая внутренняя необходимость, которая сильнее субъекта, — необходимость, которая не дает ему покоя и неустанно побуждает его дух двигаться дальше, «дабы он превозмог» и добыл устремлению разума достойное его удовлетворение. Таким образом, не поощряемое со стороны никаким авторитетом, не поощряемое даже религиозным авторитетом, объявленное, напротив, чем-то излишним, опасным, или, по крайней мере, сомнительной роскошью, занятие этой наукой тем более свободно, чем более его источником является лишь интерес к предмету и истине. Если, как говорит Аристотель, теория есть высшее благо и высшее добро, то те, которые причастны этому благу, знают, что оно им дает, знают, что они находят в нем удовлетворение нужд их духовной природы. Они могут поэтому воздерживаться от предъявления требований к другим, чтобы последние также интересовались философией, и могут их оставить при тех потребностях и тех способах, которые они находят для удовлетворения этих потребностей. Мы говорили о незваном вмешательстве в дело философии; если оно кричит тем громче, чем менее оно способно принять участие в этом деле, то основательный и глубокий интерес к пей уединен в себе и не криклив, обращаясь к внестоящим.