Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Рассматривая такую заурядную окраску представленного проекта, проф. Плюцинский трагическим тоном восклицал: «М… да! Падает искусство фортификации в академии, падает!..» И ставилась отметка, значительно отличающаяся от оценки работ более счастливого или недобросовестного товарища. Конечно, официально об этом никто не знал, а кляузничать никому и в голову не приходило. Но частным образом слушатели знали наперечет всех, кто свои чертежи заказывал за деньги, нечестно конкурируя с остальными своими товарищами.

Для меня же первый год все было интересно, и я сам легко справлялся со всеми практическими работами Г° курса. В то же время, с благосклонного разрешения инспектора академии (генерал-майор Сабурский[108]

), я по частям сдавал предметы вступительного моего экзамена. К весне 1882 года я совершенно сдал экзамен вступительный, был зачислен в штатные слушатели академии и переведен тем же чином в Инженерное ведомство.

Между тем, переговоры с Географическим обществом, рассмотревшим и одобрившим мою программу, привели к тому, что мой доклад был назначен в одно из общих заседаний Общества, но срок еще окончательно фиксирован не был. Мне сделано были по программе указания, на что обратить большее внимание и что желательно развить подробнее. Схематическую большую карту Закаспийского края я сработал сам. Склеив 8 листов александрийской бумаги[109], я расчертил на ней в крупном масштабе градусную сеть и, сообразно с существующей картой и моими путевым топографическим маршрутом, нарисовал схему Закаспийского края с надписями, горным хребтом, речками и пустыней, пересеченной путями, обследованными только во время нашей экспедиции. Расцветил реки, оазисы, горы и самую пустыню красками. Горы в крупном масштабе научил меня рисовать растушевкой и итальянской тушью преподаватель Инженерной академии полковник Матвеев, очень серьезно ко мне относившийся. Под его руководством карта вышла очень наглядной и даже эффектной, во всяком случае, самой новой по своим деталям. Он же (как художник) с моих набросков карандашом сделал несколько крупных рисунков итальянской тушью на ватманской бумаге: осада кр[епости] Геок-Тепе, переговоры с текинцами, штурм самой крепости, прием депутации с покорностью и разные типы и сцены семейной жизни и быта текинцев.

Мною к этому добавлено было немного предметов одежды и снаряжения туркмен, халаты, ковры и предметы хозяйственного кочевого обихода. Коллекция была невелика, но являлась впервые в И[мператорском] Р[усском] Географическом] Обществе. Сам я очень усердно практиковался, запершись в своей комнате, в произнесении моего доклада, следя строго по программе и часам, чтобы уложить его в определенное время старушка прислуга в моей квартире, зная, как я страдаю от пароксизмов малярии, полагала, что я в припадке и громко заговариваюсь. Иногда она настойчиво стучала ко мне, предлагая свою помощь и уход, за что я, конечно, сердечно благодарил, успокаивая ее относительно моей болезни.

Словом, я готовился усердно. Но по правилам академии (и вообще военной службы) для произнесения публичного доклада или чтения лекции я должен был испросить разрешения на это у своего начальства. Поэтому прежде чем делать свой доклад в Географическом обществе я явился к начальнику академии генералу Тидебелю и доложил ему кратко и обстоятельно все, что произошло от встречи с проф. Карасевичем до официального назначения моего доклада в Географическом] о[бщест]ве включительно.

Г[енерал] Тидебель благосклонно меня выслушал, а затем оживленно стал спрашивать:

– Почему же вы хотите делать такой интересный доклад в Географическом] о[бщест]ве раньше, чем в нашей академии? У нас всегда делают доклады, правда, по военной специальности, но вы, вероятно, сможете нам такой доклад сделать о самой войне и осаде крепости Геок-Тепе. Это крайне интересная тема и вполне соответствует нашим задачам.

На это я скромно заметил, что мне этого никто не предлагал, а сам я не решился выступать в таком учреждении, где только еще начинаю учиться военному делу и искусству.

– Но ваше участие в блестящем во всех отношениях походе дало вам массу сведений, которых мы не знаем; все с интересом выслушают ваш доклад о походе, осаде и штурме кр[епости] Геок-Тепе. Составьте программу и принесите ее лично мне. Мы с вами об этом еще поговорим. А к докладу потрудитесь готовиться. Очень рад, что нашелся в академии слушатель, который может нам как очевидец рассказать об этом интересном походе.

Пожав мне крепко руку, он еще раз напомнил, что ожидает от меня безотлагательно программы доклада.

Всем этим разговором я был сильно озадачен и[со] страхом подумал, как же это я, первокурсник академии, буду выступать в ней с докладом в присутствии начальника академии, всех профессоров и многих посторонних посетителей? Один такой доклад в академии, правда, уже был, и я присутствовал на нем и видел, как много и каких важных лиц пришло его слушать.