Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Время проходило быстро: дни мелькали в учебных классных занятиях и во фронтовом учении (с верховой ездой), интерес к которому сильно возрос ввиду ожидания войны, занятия шли усиленным темпом. Под влиянием всех событий на Балканском полуострове повышенное настроение охватило и нас всех. Ведь на всех театрах этой войны, несомненно, окажутся наши самые близкие родные (отцы и братья). Настроение захватило и женскую молодежь, мечтавшую о роли «сестер милосердия».

Развлечения на праздник Р[ождества] Х[ристова] приняли далеко не прежний для нас характер, и мы с удовольствием принимали только поездки в театр. Домой на Р[ождества] Х[ристова] мало кто ездил, особенно в отдаленные места, но в городские отпуска мы, старшие, ходили охотно, так как за истекшие годы уже каждый из нас приобрел себе личные знакомства в семейных домах, где часто на нас смотрели, как на будущих женихов тех девиц и подростков, с которыми мы знакомились и проводили время в этих семьях. Так, довольно-таки прозрачно, смотрела семья В[олковы]х на меня и мою сверстницу Надю, двоюродную сестру невесты брата Мили. Я не отдавал себе отчета, что будет из этого знакомства с отроческих лет, но питал к Наде самые дружеские чувства, пользуясь и ее взаимностью. Не все мне нравилось в самой семье, особенно отталкивало слишком практичное и расчетливое отношение к людям, что и не скрывалось.

Из полуслов и намеков я понял, что меня считают необъявленным женихом: я, конечно, не протестовал, но с этих пор в отношениях с Надей явилась какая-то сдержанность и холодность, вызывавшая иногда удивление очень практичных старых дам. Самая же дружба наша с Надей была вполне искренняя. Она еще училась в женской гимназии, очень интересуясь всеми моими занятиями, а потому общих интересов и тем для разговоров у нас всегда было много. Она была умна, и очень сердечно и тактично всегда себя вела со всеми дома. Это мне очень нравилось.

Все интересы и развлечения общественного характера как-то сразу отодвинулись в сторону с объявлением войны Турции. Мы жадно интересовались всякими известиями военного характера. В противоположность, теперь нам немец г. Камныш прежнего интереса и азарта к описанию сражений не проявлял, хотя сын Камныша, кажется, попал на фронт. Наши воспитатели, особенно из военных, удовлетворяли по мере возможности наши запросы, так как корпусная библиотека получала несколько больших газет и специальную военную – «Русский инвалид».

Успехи наших армий наполняли наши сердца восторгом, но по мере хода и развития военных действий стали появляться сведения и о больших потерях, причем выяснилось, что некоторые из наших товарищей обращались в круглых сирот.

Вот в этой сфере (и только впоследствии) проявилась изумительная деятельность нашего директора. Узнав о потере отца или даже брата питомцем нашего корпуса, директор через доверенных лиц списывался с осиротевшей семьей и принимал в ней самое горячее и длительное участие: он устраивал оставшихся еще без образования детей, хлопотал или помогал в хлопотах о назначении вдове пенсии, а пока шла всякая об этом переписка, из своих личных средств поддерживал такую семью денежным пособием.

Пора хоть здесь сказать, откуда этот необычайный человек черпал эти «личные средства», сберегая, как сказочный Кащей, всякую вверенную ему «казенную копейку» для ее прямого и законного назначения. Наш Павел Николаевич Юшенов был единственный сын известного в Медицинской академии профессора Н.П. Юшенова, давшего своему сыну превосходное общее образование и специальное военное, а впридачу огромный денежный капитал; из этого капитала, по завещанию, весьма большие суммы предназначались для стипендий (его имени) студентам В[оенно]-медицинской академии, а также на премии за научные работы по некоторым научным отраслям медицины. Усовершенствовавшись еще поездками и учением за границей, наш незабвенный Павел Николаевич пристрастился к научно-педагогической деятельности, решил остаться навсегда холостяком и посвятить свое время и средства воспитанию детей военно-учебных заведений. Его скоро оценили по достоинству: сравнительно в молодые годы он был поставлен во главу нашего корпуса, на смену дискредитированного своими действиями г[енерал]-м[айора] Кузьмина-Караваева.

Наш Павел Николаевич, по словам кого-то из близких, не проживал по своему скромному образу жизни даже половины получаемого им по службе содержания; весь же доход с завещанной ему доли капитала оставался в его распоряжении «для удовлетворения своих педагогических опытов без расхода для казны». Мне кажется, что больше пояснять этот вопрос излишне. Все, что он делал, особенно большое и существенное, для всех своих питомцев или их близких родных, всегда было тайным и ярко обнаружилось лишь после его внезапной смерти.