ЭпидОтряд

Комендант резко поднял голову и захихикал, перебирая искусанными губами.

— Шесть вагонов, шесть поездов, шесть станций, шесть городов, — зашепелявил он. — Шесть планет и всего по шесть! Бронепоезд номер двенадцать, это же целых две шестерки! Мы счастливы вдвойне, благословлены вдвойне. А кто же против нас? Кто не понимает смысла Шести? Кто не может сложить один и пять, два и четыре, три и три?!

Снизу раздался громкий звук, пронзительный и неуместный в данной обстановке. Кто-то ударил в литавры, звон еще не успел затихнуть, когда умирающую ноту поддержал вой трубы. Третий невидимка заиграл на фаготе, выводя чисто саксофонный мотив, веселый, как в забегаловке вечером праздничного дня, ничего общего со строгими и торжественными маршами, которые исполнял ротный оркестр.

— Шесть! — заорал комендант. — Нас тоже должно быть шесть, Трое это не симметрично, не гармонично, не эстетично!

Берта осторожно, стараясь делать это незаметно, завела руку за спину. Комендант умолк, странно наклонив голову и продолжая шевелить окровавленными губами, роняя на грудь хлопья розовой пены.

— Дитя, — прошептал он. — Дитя…

Берта вытащила из потайной кобуры за поясом маленький шестизарядный пистолетик, почти игрушка, незаменимая, однако при добивании раненых. А еще — в таких форс-мажорных обстоятельствах. Многие люди делали ошибку, полагая, что силу одержимого можно определить по его сложению и мышцам, как правило, это заблуждение оказывалось последним. Поэтому Берта, несмотря на свою мощь уроженца планеты с полуторакратной силой тяжести, не собиралась меряться со спятившим командиром на кулачках.

Но Священник ее опередил.

У Монаха не имелось пистолета, зато был длинный узкий нож без гарды. Пастырь достал его из кармана, замаскированного швом на форменных брюках, и шагнул к коменданту, занося клинок. Движение вышло плавным, слитным, выдавая неплохой опыт, и нож вошел в шею командира до упора, пройдя насквозь. Священник сразу качнулся назад, дернув клинок на себя, превратив укол в страшную рану, частично резаную, частично рваную. Кровь хлынула сплошным потоком, Берте показалось, что взгляд смертельно раненого коменданта на мгновение обрел осмысленность, в нем отразилось бесконечное удивление и непонимание. Секунду спустя командир закатил глаза и упал на стол, фыркая кровью, свалился дальше, опрокинув лампу.

Монах вытер забрызганное лицо, руки убийцы чуть подрагивали. Берта сжала рукоять пистолета, с тревогой наблюдая за спутником. Священник ответил ей столь же внимательным, настороженным взглядом и решительно сказал:

— В жопу шестерку.

Наставница перевела дух. Кажется, пастырь был в норме.

— На нас напали, — быстро предположила она.

— Не на поезд, — так же решительно ответил монах, прислушиваясь. — Охват шире.

Берта выругалась, экономя время, компенсируя краткие слова энергией и ненавистью. За стенами штабного вагона и в самом деле звучало. Сирены разных служб, выдающие наступление всех возможных бедствий одновременно, грохот механизмов и двигателей тяжелого транспорта, разгорающиеся перестрелки, похоже сразу несколько на разных направлениях. И крики. Душераздирающие вопли, почти неразличимые из-за толстой брони, однако приправляющие всеобщий шум ноткой безумного ужаса, как несколько перчинок — готовое блюдо.

— А у нас даже ракет нет, — прошептала Берта, чувствуя предательскую дрожь в коленях и пальцах.

— Соберись! — гаркнул на нее Священник. — Император защитит! Император направит! Командуй ради Него! Во славу Его!

Монах наотмашь хлестнул наставницу по лицу свободной ладонью, выбивая крадущуюся панику. Берта мотнула головой и глянула на пастыря почти здраво.

— Да, конечно, — пробормотала женщина, цепляясь за слова монаха, как за единственную прочную опору в сходящей с ума вселенной. — Ради Него, ради Императора… надо быть сильным. Сильным!

— Особые обстоятельства, — подумал вслух Священник, одобрительно кивая, зашарил по карманам в поисках носового платка, Берта протянула свой, и монах вытер нож. Предсмертная судорога скрючила тело умирающего коменданта, каблуки стукнули по тонкому коврику, закрывающему металл. Но умирающий больше не интересовал живых, то была лишь пустая оболочка, временно послужившая злу, теперь бесполезная и безвредная. А о душе коменданта еще придет время скорбеть. Но после.

— Да, — согласилась Берта, вернув себе прежнюю решительность. — Я беру командование, ты исполняешь роль комиссара.

— Не разочаруй, — оскалился Священник. — Если что, рука у меня не дрогнет.

— Уже дрожит, — вернула кривую ухмылку наставница, самоназначенный комендант "Радиального". — Так… Сначала объявление или в наш вагон?

— Вагон, думаю, — отрывисто предложил монах. — Если там то же самое…