Эпиграмма

Неподцензурные эпиграммы образовали как бы подводную часть айсберга, внутренне связанную с тем тонким слоем смелого остроумия, который все же проникал в советскую прессу. В 1952 году на партийном съезде сталинский тогдашний фаворит Маленков лицемерно возгласил, что, дескать, нам нужны новые Гоголи и Щедрины, чтобы бороться с пережитками прошлого и так далее. Юрий Благов откликнулся на это эпиграммой:

Мы за смех, но нам нужныПодобрее ЩедриныИ такие Гоголи,Чтобы нас не трогали.

Самое поразительное, что эти строки были опубликованы в журнале «Крокодил» — под видом обличения «зажимщиков критики». На самом же деле они были направлены против первых персон государства. Так эпиграмме порой удавалось перехитрить цензуру.

Продолжали в советское время сочиняться и эпиграммы, которые у филологов именуются антологическими, то есть остроумные афористические высказывания на «вечные» темы. Вершиной здесь стали «Лирические эпиграммы» Маршака, достигающие абсолютной обобщенности и неотразимости поэтической мысли:

Свиньи, склонные к бесчинству.На земле, конечно, есть.Но уверен я, что свинствуЧеловечества не съесть.

Ровно одно произведение в малом жанре написала Анна Ахматова, так и назвав его — «Эпиграмма»:

Могла ли Биче словно Дант творитьИли Лаура жар любви восславить?Я научила женщин говорить.Но, Боже, как их замолчать заставить!

Трудно представить интеллигентного человека, который бы не знал этих ахматовских строк наизусть.

Особо следует сказать о переводных эпиграммах, ставших фактом отечественной культуры. Роберт Бернс в творческой передаче Маршака стал для нас своим, близким поэтом. Питерский поэт и переводчик Владимир Васильев несколько десятилетий отдал работе над английской, французской и испанской сатирой, а в 1998 году выпустил четырехтомное собрание «Всемирная эпиграмма», где соединил свои и чужие переводы, предложил свою подборку лучших русских образцов жанра. В итоге получилась уникальная эпиграмматическая энциклопедия.

«Перестроечный» прорыв второй половины восьмидесятых годов вызвал эпиграмматическое половодье. Стало печататься все, что раньше запрещалось. Стали сочиняться острые стихотворные отклики на все происходящее в стране. Пока еще трудно сориентироваться в этом мощном хоре. Отметим имена некоторых солистов: Игоря Губермана, чьи «гарики» стали индивидуальной разновидностью жанра, Бориса Брайнина, неизменно стремящегося к отточености эпиграмматического слова… Многие эпиграммы примечательны прежде всего как явление артистического быта: таковы шуточные миниатюры Валентина Гафта.

Время все и всех еще расставит по местам, а пока составителю этой книги не оставалось ничего, кроме как разместить тексты в алфавитном порядке авторских имен.

Любой свод русских эпиграмм XX века — это проект, это предварительный вариант, подлежащий уточнению. Любая оценка достижений жанра — условна и субъективна. Напомню: об эпиграмме надлежит говорить в масштабе даже не столетнем, а тысячелетнем. Пока можно уверенно сказать одно: «окогченная летунья», как называл ее Баратынский, сохранила верность заветам классиков, стремительно преодолела столетнюю дистанцию, прошлась своим когтем по всей шкуре жестокого двадцатого века и, не теряя скорости, влетела в третье тысячелетие.

Вл. Новиков

ЭПИГРАММА XX ВЕКА

Я на мир взираю из-под столиков:

Век двадцатый, век необычайный!

Чем столетье интересней для историка,

Тем оно для современника печальней.

Николай Глазков

Леонид Авербух

Оптимистическое

Смыкаются века,проходят годы мимо;я жив еще пока.но это поправимо.

Антитеза

Нет, неизвестность вовсе не страшна —Надежду Тайна сохранить способна,А Истина отнюдь не всем нужна.Она Надежду разрушает злобно.

Есть хобби у тебя? Пристрастья? Увлеченья?Монеты, марки, вымпелы, награды?

Давно я собираю ощущенья —Хранить легко и пыль стирать не надо.

Политик! Знаю, при любой погоде.Как ночью темной, так и ясным днем.Ты думаешь всечасно о народе.Но важно, что ты думаешь о нем.

Василий Адикаевский

Клин клином