Эпитафия Красной Шапочке

Матиессен опустился на стул и доверительно наклонился к пилотам:

— Видите ли, я самый что ни на есть обыкновенный человек, пенсионер. Никогда со мной не происходит ничего особенно необычного. Хотя я бы не сказал, что прожил какую-то там скучную, неинтересную жизнь, нет. Просто с тех пор, как Миссе, это моя жена, умерла в пятьдесят седьмом, в ней не так-то много настоящих событий. С вами, мне думается, дело обстоит совсем иначе — еще бы, ведь вы-то весь свет облетали; наверное, постоянно случается что-нибудь интересное.

— Да нет, что вы, все это порядком преувеличено; людям, далеким от авиации, всегда так кажется. А на самом деле — сплошная рутина.

Нильсен дружелюбно улыбался. От прежней злости и раздражения, похоже, не осталось и следа.

— И все же, я думаю, увлекательных вещей в вашей работе — хоть отбавляй. Когда я в аэропорту увидел всех этих хорошеньких девушек, я сказал себе: «Эх, надо было тебе быть пилотом!» Ей-богу, именно так я себе и сказал. Да, если бы начать жизнь заново, я бы обязательно стал пилотом. Это ж только представить себе — путешествовать по всему свету, да еще в компании с такими милыми девушками!

Взгляд Матиессена, казалось, так и говорил: "Все это, конечно, между нами, мужчинами ". Он продолжал:

— Да, но теперь мне, понятно, уже поздновато. Однако я сказал себе: «Уж этим-то приятным молодым людям наверняка есть что рассказать о своих приключениях».

— Боюсь, что насчет девушек я должен вас разочаровать. — Кок снисходительно усмехнулся. — Как правило, эти дела у нас не проходят. Да и, кроме того, большинство из нас женаты, причем весьма удачно.

— Да, но если, например…

Матиессен не заметил, что руки капитана снова мелко затряслись.

— Конечно, я понимаю, что выбрал не самый лучший пример, но вот это убийство в Стокгольме. Вы ведь читали об убийстве двух стюардесс? Когда я узнал эту историю, то сразу же подумал — наверняка это дело рук пилота. Многие считают, что здесь поработал какой-то извращенец. Из этого, естественно, вовсе не следует, что все пилоты таковы. Просто я думал, что такие вещи — конечно, не убийства и все такое, а, как бы это получше выразиться? — ну, знаете, слегка поразвлечься, — обычное дело. Только не поймите меня превратно, я вовсе не имел в виду лично вас. Меня так поразила эта история, вот только никак не могу вспомнить, какой же компании был тот самолет. Вы, случайно, не помните?

— Нашей, — злобно прошипел Нильсен и с размаху опустил на стол сжатые кулаки. — Нашей компании! Ну что, теперь удовлетворены?

При виде реакции капитана маленький пенсионер замер, как громом пораженный. Взгляд его беспокойно перебегал с лежащих на столе сжатых кулаков на искаженное яростью лицо Нильсена. Кок попробовал было успококгь товарища, но тщетно. Матиессен упавшим голосом сказал:

— Клянусь вам, у меня и в мыслях не было вас обидеть. Простите, если я сказал что-то не то. Мне, право, ужасно неловко, не сердитесь…

Он умоляюще посмотрел на капитана, который, казалось, и не думал смягчаться.

— Честное слово, мне очень жаль, если я оскорбил вас чем-то. Но ведь я же на хотел. Откуда мне было знать, что бы — как раз тот самый экипаж? Ведь газеты не упоминали имен…

— Ну ладно, с меня довольно! Если хотите, приставайте со своими нахальными штучками к Коку, а меня — увольте.

Капитан резко встал и строевым шагом двинулся к выходу. Все посетители провожали его удивленными взглядами. В бешенстве он даже забыл свой плащ, который теперь соскользнул со стула и упал на пол. Кок поднял его. На лице второго пилота было написано недоумение; казалось, он уже совсем отказался от роли примирителя чужих страстей, но, взглянув на Матиессена, снова взял себя в руки и улыбнулся извиняющейся улыбкой:

— Знаете, не стоит принимать это так близко к сердцу. Просто мой коллега слегка переутомился.

Кок пожал расстроенному пенсионеру руку, еще раз попросил прощения и вышел из ресторанчика прямо под дождь, едва не столкнувшись в дверях с входившей в этот момент с улицы дамой, по наружности шведкой, волочившей за собой громадных размеров мужской зонт. Не замечая брошенного на него шведкой заигрывающего взгляда, он коротко извинился и быстро зашагал по набережной, потом свернул за угол и пошел по направлению к гостинице… По дороге он то и дело заглядывал в ближайшие заведения в надежде обнаружить там Нильсена. Лишь придя в гостиницу и услышав от портье, что капитан вернулся и прошел в свой номер, он вздохнул с облегчением.

Нильсен лежал на кровати на спине и курил. Дверь в номер не была заперта, и Коку, чтобы войти, не пришлось его поднимать. Казалось, капитан даже не замечал приятеля, устроившегося на стуле в ногах кровати. Уставившись в потолок, в какой-то неестественно-расслабленной позе, он жадно, затяжка за затяжкой, докуривал сигарету.

— Мне надо с тобой поговорить. На этот раз абсолютно серьезно.

Нильсен отшвырнул недокуренную сигарету в пепельницу и сейчас же прикурил новую.